Скажу вам, как погиб он
Шрифт:
— Нет, — Гастингс покачал головой. — Ничего.
— Ну вот! — Паркер хлопнул в ладоши. — И после этого вы взрываетесь в приступе возмущения, когда я говорю, что вы могли убить Иэна! А ведь я мог бы сейчас арестовать вас и не уверен, что я этого не сделаю, если… — он на секунду умолк, — если вы не объясните мне, откуда на кончике вашей левой туфли оказалось это пятно крови. — Он наклонился и указательным пальцем прикоснулся к ноге Гастингса.
Алекс, который внимательно смотрел на профессора, ни на секунду не спуская с него глаз, увидел, что лицо Гастингса покрылось смертельной бледностью.
— Что? — переспросил Гастингс. — Пятно крови?.. — Он прищурился.
— Да, пятно крови. — Паркер выпрямился и замолчал.
Некоторое время никто не шевелился. Потом Гастингс взглянул на кончик своей туфли, и по его телу пробежала дрожь.
— Что?… Что вы намерены делать?.. — спросил он. — Я… я не знаю откуда…
— Я намерен отдать вашу туфлю на криминалистический анализ, причем убежден, что на ней окажется кровь Иэна Драммонда, смерть которого так глубоко вас тронула. Тогда вы окажетесь в заключении, и мне не придется объяснять вам, что я намерен сделать. Либо… вы расскажете, откуда это пятно взялось, и тогда: или я поверю вам, и вы останетесь здесь в качестве подозреваемого, или я не поверю, и тогда вы станете обвиняемым.
— Но я… мне кажется, вы не понимаете, что для человека в моем положении… в мире науки… Вы отдаете себе отчет?
— А вы, господин профессор, отдаете себе отчет в том, что вы были гостем в доме, где убит хозяин, человек, которому вы сами провозгласили столь хвалебную эпитафию, а вы, известнейший в мире ученый, который, как я слышал, заботится о мнении окружающих, утаили правду во время первого допроса и, таким образом, разумеется, помогли преступнику, если, конечно, вы не сами им являетесь.
— Но я… Повторяю еще раз, я не убивал Иэна Драммонда. Клянусь!
— Господин профессор, пожалуйста, не ведите себя как ребенок. Быть может, вместо этого вы лучше подумаете о том, как доказать нам, что вы человек, слово которого имеет какое-то значение. Ведь пока что вы обманули нас самым отвратительным образом. Независимо от того, что вы сами считаете, вы тем самым стали сообщником убийцы.
— Но я… Повторяю — я не убивал Иэна.
— Однако вы были здесь в ночь убийства, вы не подняли тревоги и вы ступили в кровь убитого! Это, по-вашему, пустяки?!
Гастингс повернул голову налево, затем направо, как боксер, который получает удар за ударом, но любой ценой хочет выстоять до конца и не потерять сознание. Он глубоко вздохнул.
— Когда Филипп Дэвис зашел ко мне за тысячей фунтов, он так странно выглядел, что я в первую минуту подумал, не сошел ли парень с ума. Вы должны понять, что за несколько минут перед этим у меня был профессор Спарроу, с которым часом раньше я обсудил его выезд в Соединенные Штаты и условия, на которых он туда поедет. Час спустя Спарроу явился ко мне с каким-то безумным выражением на лице, и вдруг оказалось, что он полностью изменил свое решение по причинам, которых он не пожелал мне объяснить. Следом вошел Филипп Дэвис, внезапно выразил согласие ехать, схватил чек, после чего исчез с ним столь поспешно, будто банки работают по ночам. Я был сильно удивлен… Ну, представьте сами мою ситуацию. Я чувствовал… да нет, я знал, что между всеми ними что-то происходит, что здесь случилось нечто, о чем я не знаю и что так повлияло на их решения… Это дело для меня было очень важным… Я не только ученый-исследователь, я еще и владелец доли в большом концерне. Я очень заинтересован в том, чтобы собрать в своей лаборатории лучших ученых со всего мира. Я не стыжусь этого. Я ставлю условия, я предлагаю высокое вознаграждение, и с этим можно соглашаться или нет. Иэн Драммонд сразу отверг мое предложение, и это ни в малейшей степени не повлияло на мое отношение к нему. Я по-прежнему утверждаю, что мир науки потерял одного из величайших людей. Если бы он жил дольше, его, вероятно, ждали бы огромные достижения… Да, но что я хотел сказать?.. Ага. Так вот — я остался один в комнате. В течение часа Спарроу, который сначала согласился, — отказался, а Дэвис, который сначала отказался, — вдруг согласился. Я не знал, что и думать обо всем этом и об их странном поведении. Я выглянул в окно. В кабинете Иэна все еще горел свет. Я решил заглянуть к нему под каким-нибудь предлогом, чтобы выяснить, что случилось. Я был уверен, что он наверняка имеет какое-то влияние на то, что происходит с двумя остальными исследователями. К сожалению, я не ошибся, хотя влияние это оказалось совсем иным, чем я предполагал. Во всяком случае, я сказал себе, что не будет ничего плохого, если я спущусь и под видом прощального разговора — потому что я ведь должен был уехать на рассвете — попытаюсь сориентироваться, в какой мере я могу считать дела Дэвиса и Спарроу окончательно решенными. Я спустился вниз. Дверь была закрыта. Я знал, что в кабинет не стучат, и тихонько открыл ее. Оказавшись внутри, я заметил Драммонда, сидящего за столом, и тут же увидел все остальное… Я подошел, чтобы проверить, жив ли он и нужно ли вызвать помощь. Но его тело было уже холодным. Я во время учебы прошел трехлетний курс медицины в качестве дополнительного предмета и сразу понял, что здесь уже ничего не поможет. В ту же самую секунду я понял также, что подозрение может пасть на меня. Вы искали мотив преступления. Мне тоже это сразу пришло в голову. Драммонд рассказывал о каком-то письме, которое якобы пришло в английскую полицию и которое предостерегало о возможности покушения на ученых со стороны каких-то неизвестных сил. Он тогда посмеялся над этим, но мне теперь совсем не было смешно. Ведь это я представлял интересы зарубежного концерна. Я тихонько отступил к двери и вдруг вспомнил, что оставил отпечатки пальцев на ее ручке. Тогда я дочиста вытер рукавом обе дверные ручки — внутреннюю и внешнюю, а затем на цыпочках взбежал наверх и заперся в своей комнате. Я быстро разделся и лег в постель, но не спал и точно знаю, когда Филипп сунул мне под дверь чек. Я даже похолодел тогда. А потом уже ничего не происходило, до той минуты, пока ко мне не постучалась полиция. Все то, что я сказал, полностью соответствует истине, и теперь мне нечего уже больше добавить.
— М-да… — Паркер сел. — В котором часу вы были здесь?
— Может, в 12.10 или в 12.12. Мне трудно определить точно, но помню, что, выходя из комнаты, я глянул на часы, и было примерно десять минут первого.
— А как долго вы пробыли здесь, в кабинете?
— Может, две-три минуты.
— То есть, где-то в 12.15 вы уже вышли отсюда?
— Вероятно, да.
— Хорошо. Возвращайтесь в свою комнату, господин профессор, и не покидайте ее.
Гастингс встал. Он по-прежнему был очень бледен.
— Я надеюсь, вы не подозреваете меня всерьез в убийстве Иэна? — спросил он с беспокойством.
— Нет, — Паркер покачал головой. — Еще до того, как вы вошли сюда, я знал, что вы не могли убить Иэна Драммонда, но вероятнее всего, находились здесь после совершения убийства.
— Значит, вы знали! — Гастингс вышел, вытирая ладонью свою большую лысину, на которой блестели капельки пота.
XV
«…Затем ударила подряд два раза…»
— А теперь, к сожалению, мы должны поговорить с миссис Сарой Драммонд, — сказал Алекс. — Я предпочел бы не присутствовать. Все это так ужасно.
— Да, — Паркер вздохнул. — Мы должны поговорить с Сарой Драммонд, но думаю, тебе надо остаться. То, что убийца Иэна на свободе, еще ужаснее. — Он взглянул на часы. — Сейчас восемь утра. Девять часов назад Иэн был еще жив. И мог жить еще много лет… Я не выйду из этого дома без его убийцы… даже если какие-то дьявольские силы еще больше все запутают. Но о чем это я говорю? Я ведь знаю, кто убил Иэна Драммонда, точнее говоря, не я сам, а полицейский внутри меня знает. Я уже сейчас мог бы отдать приказ на арест, и никому не удалось бы оправдать того, на кого бы я указал. У нее одной нет алиби и есть причина, по которой она должна была убить. Как это все просто, как ясно! Настолько ясно, что как-то бессмысленно!
Алекс покивал головой.
— Вот именно, — пробормотал он. — Настолько ясно, что даже бессмысленно.
— Ладно, оставим это! — Паркер встал, начал прохаживаться по кабинету, огибая широкой дугой пустое кресло и большое пятно крови, которая уже почернела и впиталась в разноцветный узор ковра. — Видишь! Его кровь уже исчезает… Остается лишь пятно на ковре. Потом ковер отдадут в химчистку, и так исчезнет последний его след. Он не оставил ребенка, а жена была ему неверна. Так навсегда уходит человек. Я не разбираюсь в театральном искусстве, но разве это не самая «греческая» из греческих трагедий? Разве вернет Иэну жизнь тот факт, что мы, ты и я, знаем или догадываемся, кто его убил? Но он ведь любил ее. Независимо от того, что мы знаем о ней, он ее любил. Хотя бы поэтому мы должны быть снисходительны к ней. Он точно этого хотел бы. Он был очень добр. Возможно, он даже простил бы ее, хотя это сломало бы ему жизнь. Джонс!
— Да, шеф! — толстощекое лицо сержанта улыбалось от уха до уха.
— А что это тебя так развеселило?
Джонс сразу стал серьезным и вытянулся.
— Ничего, шеф… Дело в том, что мисс Сандерс…
— Дело в том, что у мисс Сандерс ямочки на щечках, да? Но ты приехал сюда за счет Ее Величества Королевы не для того, чтобы восхищаться ямочками мисс Сандерс. А сама мисс Сандерс пусть займется своими делами, если у нее есть таковые!
Сквозь приоткрытую дверь Алекс услышал тихий топот быстро удаляющихся ног.