Сказительница
Шрифт:
Войдя в пещеру, он достал из сумки короткую ветку.
— Бузина, — сказал он, показывая своей спутнице. — Используется для самых темных и могучих заклинаний.
Алон быстро начертил на полу пещеры пентаграмму, примерно такую же, как у Яхне.
— Но ведь ты никого не собираешься вызывать! — возразила Эйдрис.
— Правда, но я должен точно следовать ее ритуалу. Я не знаю, какой именно элемент заклинания открывает Врата, — объяснил Алон. — Она не произнесла заклинание открытия, как я, только последние слова, обращенные к зеркалу. Должно быть, что-то в ее чарах, победивших Динзила, открыло Врата.
Он быстро установил свечи, взятые у Дахон, взмахом руки зажег их.
— А что ты используешь в качестве крови? — спросила девушка.
— Мою собственную кровь.
— Но ведь ты ослабеешь! — возразила она. — Используй мою, Алон.
Он упрямо покачал головой.
— Не могу использовать для своих заклинаний кровь другого живого существа. Если я и воспользуюсь темными заклинаниями, то хочу это сделать чисто… иначе мой дух почернеет, и мне не очиститься.
— Алон, не будь дураком! Тебе нужны силы, чтобы открыть Врата! Используя мою кровь, ты берешь то, что я отдаю добровольно! Это тебя не очернит!
— Нет, — ответил он, и она видела упрямый блеск его глаз. — Я использую собственную кровь и ничью больше.
Эйдрис не стала спорить, она взяла нож, разрезала себе запястье и протянула руку.
— Вот.
Он сердито посмотрел на нее, но она потрясла рукой, и алые капли упали на пол.
— Не трать ее зря.
Больше не споря, он сжал ее запястье и начал негромко напевать, позволив крови очертить круг. Постепенно Эйдрис слабела от потери крови, но подавляла слабость. Однако когда они прошли две трети круга, она споткнулась. В ответ Алон зажал пальцами разрез на ее руке и что-то негромко произнес. Кровотечение замедлилось и прекратилось.
— Перевяжи рану, — приказал он, — потом подготовь Стального Когтя и Монсо. Не разговаривай со мной, пока все не закончится… Мне нужна полная сосредоточенность. — Достав свой кинжал, он глубоко порезал себе запястье и завершил кровавый круг.
Приближаясь к концу, он запел громче… Медленно, неотвратимо свечи начали темнеть. От пения Алона у Эйдрис закружилась голова. Ей хотелось зажать уши, как она это сделала, слушая Яхне. Губы посвященного дрожали, как будто слова, которые он произносил, имели вкус желчи.
Воздух в пещере тоже потемнел, сгустился, в нем появились неопределенные тени. Казалось, в этих тенях бормочут невидимые ужасы, но каждый раз как Эйдрис поворачивалась, чтобы разглядеть, она ничего не видела. И решительно приказала себе ни на что не обращать внимания.
Она быстро проверила крепление седельных сумок Монсо, прикрепила к боку коня под стременами свой посох, потом расстелила на каменном полу плащ.
— Пора, Стальной Коготь, — сказала она соколу, который сидел на луке седла.
С резким криком птица поднялась и села на плащ. Эйдрис взяла его за края, обернула плащом птицу, защищаясь от острых когтей и клюва. Держа на руках спеленатого сокола, она распрямилась и повернулась к Алону. Посвященный, откинув голову, с лицом в тени, повторял слова, которые она помнила из призыва Яхне.
Этот звук ужасного призыва, исходящий от товарища, заставил ее отшатнуться и прижаться к боку Монсо. Кеплианец закатил глаза, он сильно дрожал.
Медленно, постепенно засветилась пурпуром поверхность зеркала. Врата открылись.
Алон посмотрел на это свое достижение с таким отвращением, что Эйдрис беспокойно вскрикнула. Потом отошел в угол пещеры, и его вырвало. Он словно физически освобождался от грязи, которую принесло заклинание Яхне. Наконец, дрожа, бледный, как свечи (краем глаза Эйдрис заметила, что свечи теперь совершенно черны, как абсолютно белы были раньше), он выпрямился и вытер рот рукавом.
Последний раз плюнул, потом, держась исключительно силой воли, подошел к Монсо и сел верхом. Мрачно протянул руку, взял плащ с соколом и прижал к груди.
— Сможешь сесть сама? — спросил он с виноватой улыбкой. — Сейчас у меня нет сил.
— Конечно, если Монсо не будет лягаться.
— Нет, он не лягнет тебя.
Встав за жеребцом, сказительница потрепала его по крупу.
— Спокойно, парень. — Потом отступила на несколько шагов, подбежала и вскочила на спину кеплианца, заняв привычную позицию за Алоном.
— Очень красиво, — заметил Алон с легкой улыбкой. — Этому я никогда не мог научиться.
— Меня научил Обред, кайогский пастух, — ответила девушка.
— А теперь мы направляемся в Арвон… я надеюсь, — прошептал Алон. — Держись крепче.
И послал кеплианца вперед.
С криком страха жеребец поджался под ними, протестующе изогнул спину. Алон отдал резкий приказ, сжал ногами бока коня. Жеребец продолжал упираться, он мотал головой и с ужасом фыркал. Эйдрис ощутила резкий запах его пота.
— Вперед! — крикнул Алон и сопроводил этот приказ проклятием, от которого Эйдрис ахнула. Всадник снова сжал бока коня и сильно ударил его по шее.
С неожиданностью, от которой у Эйдрис голову потянуло назад, Монсо устремился во Врата.
Первый проход через Врата был достаточно трудным, но этот превратился в сплошную боль. Их, казалось, окутала глубокая тень, и они повисли в непроницаемой тьме. Эйдрис побоялась, что навсегда ослепла.
Дух ее дрогнул перед ощущением зла, неправильности этих Врат. Раскрыв рот, она безуспешно пыталась закричать, но ни звука не услышала. Как в худшем кошмаре, когда спящий тщетно пытается проснуться. Только она знала, что это не сон.