Сказительница
Шрифт:
«Если бы мы смогли уйти достаточно далеко, пока у него есть сила, мы спрятались бы в лесу, под защитой деревьев, и этой ночью они бы нам больше не угрожали», — подумала она. Потом вспомнила, что у кеплианца ранена нога. Монсо не сможет их нести, придется уходить пешком.
— У меня другие планы относительно этих паразитов, — ответил Алон холодным голосом, в котором звучал сдержанный гнев. Говоря это, он закрыл глаза и сосредоточился. Пот выступил у него на лбу. Смерч с его светящимися обитателями стал еще ярче…
… и вдруг, без всякого предупреждения, вспыхнул!
Хотя она сама обдумывала, как убить эти существа, Эйдрис едва сдержала протестующий крик. Убить их — да, но сжечь живьем!..
Несколько мгновений существа бились в пожирающем их огненном аду, пронзительно крича высокими голосами. И вот, когда сказительница решила, что больше не вынесет и убежит с криком в ночь, наступила тишина. От нападающих не осталось ничего, кроме плывущего в воздухе пепла.
Эйдрис стиснула зубы: снова заболела рука, но не от боли у нее переворачивались внутренности. В тусклом лунном свете она увидела лицо Алона.
Посвященный улыбался.
До рассвета путники занимались своими ранами (у Алона на подбородке, куда попал яд, образовался рубец). Смазав ожоги и перевязав друг друга, они занялись кеплианцем. На ноге жеребца теперь виднелась только небольшая припухлость, но Алон постарался вытянуть оставшийся яд.
Пока опухоль не спадет, кеплианец не сможет их нести, но Алон решил, что можно оставить на нем сумки.
Наконец, завершив все дела, Эйдрис села на спальный мешок и с безжизненным равнодушием посмотрела на жемчужное небо. Она знала, что нужно встать и идти, но тело просило отдыха. Ей казалось, что даже если бы она пешком без остановок прошла от Эскора до Арвона, она бы не так устала.
— Мы должны идти, — сказала она Алону, который сидел рядом с ней, в изнеможении опустив голову.
Он поднял голову и потемневшими глазами посмотрел на нее.
— Монсо нужно несколько часов, чтобы оправиться от действия яда. Да и мы не можем идти без отдыха. Спи, Эйдрис. Я намерен поспать.
Чувствуя себя предательницей («Что, если как раз сейчас Яхне приближается к Керовану»?), Эйдрис тем не менее поняла, что ее спутник прав. Кивнула, упала на одеяла, натянула на лицо край плаща и больше ничего не чувствовала.
Поздним утром ее разбудило прикосновение Алона. Со стоном она перевернулась и села. «Ванна, — с тоской подумала она. — Если бы здесь были бассейны Дахон!» Она поморщилась, уловив запах еды. На небольшом, почти бездымном, костре кипел котелок.
— Вот, — Алон протянул ей миску с густой, приправленной сухими фруктами горячей похлебкой. — Попробуй. Тебе нужно поесть.
— Не могу… — возразила она, чувствуя, как выворачивается желудок. — Кажется, я больше никогда не смогу есть.
Он спокойно посмотрел на нее.
— Пища поможет твоему телу преодолеть действие яда. Если не поешь, будешь слишком слаба, чтобы идти. Помни, Монсо сегодня понесет только наши тюки. — Миска снова приблизилась к ней. — Попробуй… пожалуйста.
Она с сомнением взяла миску, осторожно глотнула. Но как только сделала первый глоток, жжение в желудке прекратилось. Мир вокруг приобрел устойчивость, прояснился, в тело возвращалась сила.
И когда нужно было выступать, девушка смогла встать и идти без посторонней помощи Подлетел Стальной Коготь и сел на ветку. Сокол возбужденно закричал, забил крыльями. Алон остановился и внимательно посмотрел на него.
— Что он хочет тебе сказать? — спросила Эйдрис, когда юноша пошел дальше.
— Точно не знаю, — ответил посвященный. — Контакт между нами очень непрочен. Но он как будто считает, что его поиск подходит к концу. Он чувствует, что вскоре присоединится к своему хозяину.
Эйдрис через плечо оглянулась на птицу и увидела, как та поднимается в небо.
— Бедный Стальной Коготь…
Выражение лица Алона было мрачным.
— Мы не можем ему помочь. Лучше поможем себе и тем, кто от нас зависит.
Оставшуюся часть утра они шли, стараясь поддерживать равномерный быстрый ход, в полдень, не останавливаясь, пожевали хлеба и пошли дальше. Эйдрис с тоской вспоминала, как стремительно нес их кеплианец. Все мышцы ее тела болели.
Алон снова стал мрачен и задумчив, и, когда девушка встречалась с ним взглядом, его взгляд ей не нравился. Они видела, что мысли у него невеселые. Что-то усиливалось в нем, какая-то Тьма поглощала его дух, и сказительница боялась за него.
В начале вечера они поднялись по длинному пологому склону холма и остановились на вершине, чтобы передохнуть и осмотреть окрестности. Перед ними склон холма спускался в ущелье, усеянное камнями, заполненное слабой дымкой, несмотря на то, что над головой еще стояло солнце. Ущелье уходило в оба направления, насколько могла видеть сказительница.
— Наша дорога проходит прямо через это ущелье, — сказала она, с сомнением разглядывая его. — Но мне оно не нравится.
— Кар Гарудин в том направлении? — спросил он, показывая.
— Да. Но местность кажется труднопроходимой. Может, нам повернуть назад и поискать обход?
— На это потребуется много часов ходьбы, — справедливо заметил Алон. — Ущелье не больше полумили шириной. Если пойдем меж камней медленно, опасности не будет.
Ведя Монсо, он начал спускаться. Эйдрис пошла следом, но ее все больше отталкивало это странное узкое ущелье. Она все время хотела крикнуть Алону, что не нужно идти дальше, но заставляла себя молчать, вспомнив, какое срочное у них дело.
«Нужно всего полчаса, чтобы пересечь его, — подумала она, разглядывая местность впереди и пытаясь утешиться этой мыслью. — Алон прав, поиски обхода задержат нас на полдня или дольше…»
Впереди нее Алон миновал участок, заросший травой, и вступил на голую землю. Он помахал рукой.
— Тут прочно. Иди вперед!
Сказительница заставила себя переступить через границу. Сделала несколько шагов и ахнула: участок почвы, который казался абсолютно устойчивым, вдруг перевернулся и обхватил ее лодыжку. Она спаслась, только быстро пустив в ход посох. Прыгнула вперед и почувствовала, как еще один участок у нее под ногами переворачивается.