Сказка для Несмеяны
Шрифт:
С тех пор Яков стал болеть часто.
— Закалять надо, — вздохнул как-то Финист, наблюдая, как малыш, который еще не умел сморкаться, снова зашмыгал маленьким носиком. — Водой колодезной обливать.
Такого маленького — ледяной колодезной водой, от которой и у взрослого дух перехватывало! Несмеяна не посмела возразить свекру, но внутри обиделась, забрала детей, увела наверх, в опочивальню. А через пару дней после того, как сын сопеть перестал, Светозар перед сном принес к ним… ведро с водой.
— Ты что? — ужаснулась
— Ножки поливать будем, — нахмурился Светозар.
Ох, как внимательно следила она за тем, что делает муж. Готова была вырвать сына из его рук в любой момент. И как едва не разорвалось сердце, когда Яшутка заплакал, стоило воде коснуться кожи.
— Ничего-ничего, — приговаривал Светозар, растирая ему ноги полотенцем. — Зато здоровехонький будешь.
Клим подошел ближе, подергал его за рукав рубахи.
— Тятя… Лялю…
— И тебя? — улыбнулся Светозар. — Ну, давай и тебя.
В первый раз Клим тоже плакал. Во второй обливаться не хотел, но Светозар уже и не спрашивал. А потом оба привыкли. Светозар все усложнял и усложнял их водные забавы. И однажды Несмеяна поняла, что Яшутка ее не сопит уже пару лун. Но, даже перестав болеть, он рос совсем тощим, не то что его брат, и ей часто казалось, что он болен или недоедает. Был он тихим, молчаливым и пугливым. Все цеплялся за юбку матери или бабушки. Один выходить во дворе не соглашался. Боялся и гусей, и кур, и коз, и даже их безобидную корову Грушу, которую Клим с малолетства пытался оседлать. А еще все заговорить никак не мог.
А еще Несмеяну расстраивало, что отношения между братьями складывались плохо. Клим продолжал ревновать мать к младшему. И вообще, кажется, не разумел, зачем он им тут понадобился. По первости Несмеяна никак не могла понять, чего Яшутка все плачет, если она оставляет его с братом наедине. А потом подглядела: Клим его щипал и бил по ладошкам. Что делать, она не знала, пришлось рассказать мужу. Тот на следующий день не пошел в кузню, зато взял сына с собой в поле, проходил с ним где-то до вечерних сумерек и о чем-то, видимо, говорил, но больше Клим брата не обижал.
За этими заботами минуло третье Яшуткино лето, а за ним и еще одна осень, и Несмеяна снова заговорила с мужем о третьем ребенке. Светозар колебался. Но в этот раз она была настойчива. И в трескучие морозы, когда подошел срок, а крови на нижней юбке она так и не нашла, согрело ее понимание: в ее теле снова зарождалась жизнь, и уже осенью снова приложит она к груди малыша…
Несмеяне казалось, что не было в деревне да и на всем белом свете никого счастливее нее.
***
Беда, как это часто и бывает, пришла внезапно, грянула громом среди ясного неба и разделила жизнь в тереме на холме на до и после.
Несмеяна работала в огороде, полола грядки, стараясь не обращать внимания на уже порядком потяжелевший живот, когда услышала страшный дикий плач, переполошилась, побросала все и с отчаянно колотящимся сердцем ринулась на этот вой, угадав по голосу: Климушка. Яшутка плакал не так. Влетела в дом. Клим заходился криком на руках у Финиста, и она кинулась к нему, решив, что это с ним приключилось несчастье. А потом увидела… На руках у Светозара безвольной тряпкой висел Яшутка. И что-то было не так с его лицом. Там, где еще с утра были щека, и висок, и лоб, которые она целовала, теперь багровело нечто страшное…
Ноги стали что соломинки. Кто-то подхватил под руку. Свекровка…
— Настя, уведи ее! — крикнул Финист жене.
Настасья послушно попыталась это сделать, но, не помня себя от ужаса, Несмеяна забилась, вырвалась и рванулась к сыну.
— Тихомир! — воскликнул Светозар. — Пусть уснет!
Кто-то снова поймал ее, обхватил руками голову, и на глаза легла прохладная ладонь, тьма пришла непрошенным спасением.
— Злое дело сделал, — прошептал Тихомир, с отвращением глядя на свою руку.
— Ты мне жену спас, — рыкнул Светозар. — И ребенка нерожденного. А коли с перепуга рожать начнет? А коли он в ней помрет? Пусть спит. А ты неси все, что есть. Отец…
Финист кивнул, подхватил Несмеяну на руки, внес на второй этаж, вошел в опочивальню к сыну, уложил невестку на кровать. А когда вышел, Светозар с Яшуткой уже были в комнате Тихомира. Настасьи там не было, она осталась внизу с Климом. Второй его внук лежал на кровати совсем крошечный, и с такого угла казалось, что все с ним хорошо, что все какая-то ошибка. Но Финист уже видел.
— Бестолку это все! — воскликнул вдруг Светозар, оглядывая припасы брата. — Отошли!
Сокол не должен был позволять ему это делать. Знал, чем может закончиться. Но разве мог он его остановить? Разве не отдал бы он сам ради своих сыновей и жены все, включая жизнь? Тихомир сделал шаг назад. И вместе они смотрели, как Светозар положил ладони на обожженное мясо, которое еще недавно было левой стороной лица Яшутки, закрыл глаза, забормотал заговор. Из-под пальцев его пролился золотисто-белый свет, а он все шептал и шептал, пока хватило сил, но даже тогда, когда их не осталось, собрал то, чего не было, и отдал тому, кто был его плотью и кровью.
Несмеяна проснулась легко. Подумала, что давно так не высыпалась. Положила руку на живот, дождалась, когда ребеночек внутри пошевелится, улыбнулась. А потом перевела взгляд на окно. Свет за окном был странный, совсем не рассветный, а наоборот, будто вечерний. Она недоуменно глянула за плечо и обнаружила рядом спящего мужа. Губы его были плотно поджаты, на лбу залегла глубокая складка… Его лицо пробудило в ней какое-то неприятное воспоминание. Она нахмурилась, пытаясь понять, что именно забыла. И вспомнила.