Сказка для злой мачехи или в чертогах Снежной королевы
Шрифт:
«Если, конечно, кушать будет больше, — ехидно поддело мое чуток прибалдевшее подсознание, — а то, ребра торчат».
Ехидное замечание помогло мне справиться с шоком, и я сделала шаг назад. Не понимаю. Ничего не понимаю. Если это эротический сон, то почему я здесь, а не там? И, кто мне скажет, кто эти двое?!
— Демоны!! — раздался рык за моей спиной, — Как ты сюда проникла?!
От неожиданности я вскрикнула, развернулась, но ногой зацепилась за балдахин и начала падать. Меня подхватили под мышки, дернули вверх и так же резко швырнули назад. Я взвизгнула, так как точно знала, что на постели
— Отвечай! — выловили меня за ногу.
— О! — разглядела я, наконец, знакомое марево, — Лик! Привет! — искренне обрадовалась я.
— Кто? — не понял Безликий, и хватка его ослабла, от чего я снова булькнулась в подушки.
— Лик, — затрепыхалась я, пытаясь выбраться из мягкого плена, — Я решила дать тебе имя.
— У меня есть имя! — рыкнул он.
— Какое?
— Если бы ты была внимательнее, то уже знала бы его, — не ответил Лик.
Схватив меня за обе ноги, дернул на себя — я вскрикнула и начала брыкаться.
— Успокойся! — зашипел он, схватив за штанину.
— А ты отпусти мои ноги! — не сдалась я и постаралась увязнуть в подушках еще сильнее.
— Проклятье! Спрашиваю в последний раз, как ты сюда проникла? Я тебя не приглашал!
— Я тоже тебя в свою комнату не приглашала, — пропыхтела я, — но ты же пришел!
— Я — это совсем другое дело, — поняв, что добраться до меня можно только одним способом, Лик начал скидывать подушки на пол.
Лучше бы он этого не делал, так как самым необъяснимым образом, мы вдруг оказались в той же позиции, что и те двое, до нас. Только в отличие от того молодого человека, Лик скорее желал меня придушить, чем заняться любовью, хотя панталон я лишилась в борьбе за свои ноги, а безразмерная рубашка задралась выше некуда.
— Ну, и что мне теперь с тобой делать? — все же осипшим голосом спросил Лик.
Я усмехнулась и перестала ерзать, так как по ощущениям Безликий был полностью одет.
— Отнеси меня в мою комнату.
— Может мне тебе еще и колыбельку спеть?! — ядовито фыркнул Лик, при этом резко одернул мою рубашку, но не рассчитал, и от рывка тесемки на вороте развязались. Н — да, легче было бы снять ее с меня вовсе, и это не выглядело бы столь провокационно, как сейчас, но Безликий не искал простых путей — начал завязывать тесемки, тихо рыкнув, — Темный и все Демоны!
— Зачем? — улыбнулась я, так как после возни в подушках на меня накатило прямо-таки бесшабашное веселье — Я ж уже сплю.
— Что-то ты подозрительно весёлая, — буркнул Лик, справившись с тесемками.
Не дав возможности ляпнуть что-нибудь этакое, Безликий подхватил меня на руки и понес прочь из хрустальной комнаты. В последний раз я печальным взглядом окинула сказочные покои. Все-таки до чего же красиво! Этот полумрак, это завораживающее сияние хрусталя, огромная кровать с полупрозрачным балдахином, мягкие перины, подушки… и сладострастные стоны. Не поняла, они, что, снова там?! Я вывернулась в руках Лика, чтобы убедиться в этом. Так и есть, под полупрозрачным балдахином два тела снова сплетались в чувственном танце страсти. Я тоскливо вздохнула.
— Зависть, чувство черное, Рита. Им крайне легко воспользоваться, — неверно истолковал мой вздох Безликий, — Хочешь выжить в этом мире, научись скрывать свои слабости.
Я удивленно посмотрела туда, где должно было быть его лицо, и нахмурилась.
— Я не завидую, — положила голову ему на плечо, — Мне грустно.
— Я тебя не осуждаю, — усмехнулся Лик, видимо решив, что я пытаюсь оправдаться, — Эта женщина умела сводить с ума, а потом наслаждалась тем, что влюбленные безумцы готовы были пойти ради нее на что угодно, лишь бы добиться ее внимания. Один взгляд, одно прикосновение, одна мимолетная улыбка.
— Эта женщина? — приподняла я брови, ведь прозвучало это так, словно белокурая красавица много для него значила, и сейчас Лику неудобно произносить ее имя.
— Да, она была удивительной женщиной, — не попался на удочку Безликий, — Ослепительно красивой, безукоризненно элегантной, необычайно умной, но, в то же время, ужасающе жестокой. Ей не ведомы были ни любовь, ни нежность, ни сострадание.
После его слов я решила не продолжать разговор на эту тему и замолчала, задумавшись о своем. Как мне показалось, Лик был благодарен за то, что я не стала ничего у него выпытывать, и, внеся меня в комнату, бережно опустил на постель.
— Рассказывай, — постояв надо мной, со страдальческим вздохом, завалился он на постель, и, судя, по затемнениям, подпер кулаком голову.
— Что рассказывать? — сделала я удивленно лицо.
— Все.
— Лик, мы же уже это проходили. Какая тебе разница, что у меня там происходит? Это не твоя головная боль.
— Я сам решу, моя она или нет. Рассказывай.
— Не дави на меня.
— Хорошо, тогда я сделаю так.
Безликий развернулся и его рука начала упорно искать что-то в пространстве, а найдя, на покрывало был кинут дневник, потом вмерзший в кусок льда жуткий гребень, и, наконец, листовка. Сверху он положил «руку» и сказал:
— Предупреждаю, все эти вещи я могу оставить прямо здесь или заставить тебя, когда ты проснешься, никогда их не найти. Поверь, я на это способен.
— Э — эм? — опешила я от его заявления.
— Ну, так, что, ты рассказываешь или мы вместе ждем, твоего пробуждения? — голос Безликого был обманчиво ровен, но мне все же удалось расслышать отголоски того гнева, который он испытал, когда нашел меня в хрустальных покоях.
Сев прямо, укрыв ноги подолом рубашки, я посмотрела туда, где предположительно у Безликого должно быть лицо, а, значит, и глаза.
— Я не стану вестись на шантаж. Эти улики нужны, чтобы выяснить, кто покушается на жизнь хранителя книг и какая у него цель, но это не значит, что я не в состоянии найти другие улики.
— Проклятье! — рыкнул Безликий, — как знал, что ты опять во что-то ввяжешься! Рассказывай!
Я скосила глаза на дневник под его рукой и затосковала. Н — да, без такой улики, доказать что либо будет почти невозможно. Тем не менее, отвечать на приказной тон мне не хотелось.
— Рита, не зли меня, — рассердился Лик, — Я и так едва себя сдерживаю. Это там, — мужчина махнул рукой куда-то вверх, — я могу показаться сдержанным и терпеливым, но здесь все иначе. Почему ты не хочешь поговорить со мной?