Сказка - ложь...
Шрифт:
Как появилась заря красная, краешек солнышка показался, подошла я к кровати Ивана-царевича. Замерла на минутку. Черты лица у Ванятки тонкие, девичьи. Реснички светлые, рыжие. Волосы густой красной волной по подушке разметались. Спит царевич, положив щеку на руку, только длинные пальцы видно. Да плечи богатырские, широкие. Может, и правда, в деда-Гороха? Быстро чмокнула Ваню в губы, оборотилась лягушкой и запрыгнула на стол, в свою корзину. Теперь поглядим, что царь-батюшка скажет. Вот.
Проснулся Иван-царевич на самой заре, с красным
Запах свежей выпечки разносился вокруг, дразня. На столе, красуясь румяными боками, стояли два каравая – один большой, другой поменьше.
– Тот, что побольше, царю с поклоном поднеси, – сказала лягушка, внимательно наблюдая за Ваней.
– А маленький? – полюбопытствовал Иван.
– Тебе, – довольно, как показалось царевичу, сказала лягушка. – Оденешься, поешь, а там, гляди, и царь-батюшка проснется.
Ага, как же, проснется. Раньше обедни и носу никогда не казал из почивальни. А Ванятка доволен, аж зарделся. Я ж не лыком шита, понимаю – ему никто и никогда ничего не делал. Даже челядь с младшим царским сыном не особо нянькалась. Чего уж там, старшие наследники имеются…
Надел рубаху белую, штаны узорные, поясом красным подпоясался. Сел, да волосы гребнем чешет. А я гляжу – взор отвести не могу. Ох, хороша грива у Ивана! Так золотом плавленым сквозь зубья и течет! Косу заплел, ремешком из кожи черной перевил. Вот и готов молодец идти к царю-батюшке.
– Ешь, давай, – смеюсь, – почивает еще батюшка твой.
Улыбнулся Иван, сел за стол и преломил хлебушек, мной испеченный. Дух ореховый, перевитый сдобой, по горнице полетел. Попробовал мой наречённый печево, да еще шире заулыбался. Знать, хорош вышел хлебушек. Вот.
– А меня угостишь, а, Ваня? – интересно, что ответит. Лягуха-то я – это да. Но пищу могу разную кушать. Не простая же.
Молча отломил Иван кусочек махонький, да мне подал. Я хлебушек в лапу взяла, а что делать с ним – не ведаю. Зубов-то нет. Тьфу ты!
– Звать тебя как? – неожиданно спросил царевич.
– Василиса…
В зале царской столпотворение творится. Царевичи с невестами пришли, хлеб принесли государю. Всю ночь следили люди, специально приставленные, чтоб невесты самостоятельно трудились, ни к чьей помощи не прибегая.
Пришел Василий-царевич, припёр каравай пудовый. Сам несет, надрывается, с двух боков мужики-кузнецы помогают. Сзади невеста его, боярышня молодая, командует. Принесли к трону царскому и на ногу Берендею уронили…
Вскричал царь голосом страшным! Хотел поднять каравай, да в сына запустить, да не смог. Пришлось для дела правого стрельцов кликать. Еле уволокли в кузницу – вместо наковальни…
Андрей-царевич
Иван-царевич один пришел, квакушку свою не взял. Но каравай принес – всем на загляденье! Большой каравай, пушистый, а на одной руке удержать можно. Изукрашен хлеб разными хитростями, по бокам видны города царские с заставами. Ох, и славный каравай вышел!
Увидал царь-батюшка тот каравай, пальчиком потыкал. Отломил краюшек, в рот положил – тут-то очи государевы на лоб и полезли! Ни с кем не поделился, себе сныкал. Жадина, – шепчут бояре!
Долго выпытывали у Ивана, кто ему такой хлеб испек. Да тот на своем стоит – лягушка моя! Да и всё тут…
Пришел Ванятка в опочивальню довольный. Улыбка на устах играет, ямочки на щеках. Какой молодец, как посмотришь – заглядишься!
– Спасибо тебе, – говорит, – Василиса! Никогда я так не тешился!
Рассказывает мне про то, что в зале царской деялось, а у самого слезы на очах ясных навернулись от смеха. Я тоже сижу, от смеха квакаю. Да, знамо ли дело, супротив пирогов матушкиных устоять! Сам Кощей-царь в свое время не устоял.
– А тебе мой пирог понравился? – спрашиваю у Ивана.
– Понравился, – отвечает. – Кабы ты девицей была, тотчас бы женился!
Ох, Иван, не бередил бы ты сердечко девичье… Порешила же я в терем батюшки отправится. Ан нет, ещё один царевич на голову мою. Что ж… Поглядим, как жизнь сложится... Вот.
Весь день царевич весел. Бает мне, какие книжки читал, какие страны заморские бывают. Да интересно так, заслушаешься! Про зверей элефантов рассказал, о двух хвостах. Про жар-птицу, фениксом называемую. Про змея-полоза с глазами золотыми.
Да и я от него не отстаю. Баю ему про колдовство-чародейство, про волков-оборотней да старых богов. Как к Кощею за царевнами ходили, баю. У Вани глаза горят изумрудами. Интересны ему мои рассказы. Сам уже забылся, что с лягушкой зеленой говорит.
А вечером снова позвал царь сыновей.
Одевается Иван, чтоб в залу церемониальную идти, а я думаю – надо ему на рубашке узор вышить. Ещё красивее Ванятка будет.
Тесно в зале царской. Бояре кругом стали, сопят натужно. Челядь собралась. Даже мальчонка-посудомойщик из кухни прибежал. Все послушать хотят, какую загадку государь будущим невесткам загадает. Царь на троне резном сидит. Корона на голове камнями самоцветными переливается. Ворот соболиный, пушистый так и норовит в рот влезть…
Сынов дождался. Хлеб похвалил, скрепя сердце. Спросил Ивана еще раз, кто его невесте хлеб печь помогал. Ответа не добился. И приказал невестам к утру ковры узорные соткать. Чтоб душу царскую порадовать.