Сказка - ложь...
Шрифт:
Велс совершенно не торопился осчастливить новобрачную своими объятьями, что бы там не говорила её тётушка. Вот только не учел её разлюбезный муж, что девушка потому и нагоняла столько страху на окружающих, что не ждала покорно того, что должно случиться. Она сама всё делала. Проще говоря, она легко находила приключения на свою… голову. Ага. Девушка выскользнула из-под одеяла и направилась в комнату, где исправно сопел её благоверный.
В изголовье кровати Кощея теплился огонек свечи. Комната была погружена в полумрак. Мужчина спал, подложив правую руку под голову, а его длинные, как у девушки, ресницы отбрасывали
– Марьюшка, – прошептал её муж, не открывая глаз.
Девушка отпрянула. Злобные слезы сами брызнули из глаз. Или это было сожаление?
***
Немногие знали о настоящем возрасте Мораны. Для всего мира она была юной девушкой с нежным личиком и большими глазами, но только истинные воины знали, как сурова царица-смерть.
Будущего мужа своего Мора увидала именно на поле боя во время жестокой сечи, где он жестко командовал своим войском. Царствовал, похожий на золотого бога войны. Кольчуга сверкала на солнце, слепя врагов, а верный меч крушил, напоминая косу дедушки Смерть. Тогда она впервые ощутила себя не богиней сечи, а женщиной, которая видит перед собой настоящего мужчину.
Его тяжело ранили в одном из таких боев, но Морана не посмела забрать храброго воина. Вместо этого мужчину пленили враги, заточив в мрачном подземелье. Каждый день приходил к нему правитель, предлагая свободу и богатые дары, если станет великий воин на сторону недругов своих. И всё крепче держался богатырь, твердо веруя, что спасут его верные соратники. А Мора видела, и слезы катились из чистых глаз её – соратники решили оставить его в плену, боясь и завидуя тому, каков он есть.
Чего не знали люди, так это того, что покинутый ими воин – сын бога. Мора и сама узнала это случайно, когда после особенно жестоких пыток, не вынеся его страданий, захотела забрать душу воина, но… не смогла. Вот, поди пойми, было ли бессмертие его даром или проклятьем.
Прошло столетие, и о воине забыли. Враги полагали, что кости его сгнили в подвалах правителя, который и сам к тому времени давно помер. Соратники думали, что сгинул он в плену врагов. Морана была рядом – незримо, но была. Приносила еду, когда он спал. Видела горькие слезы, когда он понял, что покинут друзьями. И когда оковы проржавели настолько, что он смог их сорвать, оставив на искореженном металле кожу и мясо с запястий, и освободиться.
Больше он не звал себя тем именем, которое дали ему на славянской земле. Кощей – звали его теперь, «невольник». Он принял это имя, чтобы помнить. Слишком горд был, слишком верил в других когда-то. И Морана была очарована им еще больше, точно зная, что при всей его храбрости, у этого человека есть и слабости. После века во тьме Кощей очень не любил темноты. Не боялся, но переносил плохо.
Моржана вздохнула и вытерла щеки. Не для того она вышла за Кощея, чтобы рыдать. Она ему еще покажет!
Кощею снилось прошлое, когда он украл Марью Моревну. Причем украл не потому, что её батюшка просил – по стандартному договору с царем, нужно было дождаться отправленного за похищенной королевной принца, «помереть» и получить деньги от короля за удачно сбытую с рук дочку. Просто Марья-царевна очень понравилась злыдню. Было в ней что-то такое… воинственное. Кощей любил самостоятельных девушек.
Сон как раз дошел до того момента, когда его заперли в подвале, сковав цепями.
– Ничего у тебя не выйдет, Марьюшка… – прошептал Кощей.
И вот уже по ступенькам в его темницу спускается её поклонник, аккуратно неся ковшик с водой, от которой должны возвратиться чародейские силы…
Мир внезапно завертелся.
– Вставай, Кощей! Пришла смерть твоя безвременная!!
Кощей дернулся подняться, но смачно приложился лбом об угол кровати. С трудом разлепив очи и проморгавшись, мужик увидел свою жену в ОЧЕНЬ прозрачной рубахе. Челюсть сама уехала вниз.
– Ты чего делаешь? – зашептал он, схватившись за новую, стремительно растущую шишку.
– Я за долгом твоим, супружеским! – выпалила его жена, сидящая на кровати в позе наездника.
– Э-э-э… – затянул Кощей. Похоже, рядом с ней не так много слов можно подобрать. И открытый рот постепенно становится его привычной позой. Ага. – Какой долг, спать иди, завтра вставать рано!
– Зачем? – нахмурилась Морана.
– На рыбалку! – мгновенно нашелся Кощей.
– И я? – недоверчиво глянула на него девушка.
– А ты хочешь? – вздохнул мужчина. Она серьезно кивнула. Кощей потер шишку. – Тогда ты тоже. А теперь спать, – и полез обратно на кровать.
– Можно, я с тобой останусь? – попросила его жена, не торопясь уступать место.
– Оставайся, – зевнул Кощей.
Только спустя полчаса он понял, какой опрометчивый поступок совершил. Нет, Морана не делала попыток его соблазнить. Девушка спала, трогательно прижавшись к нему. Фактически, обвившись всем телом. В ночной рубашке, которой почти не было. Кощей ворочался и скрипел зубами, не замечая, что свеча давно погасла, и комната погрузилась в темноту. Заснул он только под утро. Да и не сон это был, а легкая дрёма…
Летнее утро, прохладное и свежее, обняло терем, заглянув в резные окна золотыми солнечными лучами. Сквозь дрёму Кощею чудилось что-то теплое, нежное, воздушное и обволакивающее. Мужчина протянул руку, и пальцы утонули в шелке волос.
Кощей лежал, не открывая глаза, и вдыхал запах чистого женского тела. Он вспоминал очень давние события своей жизни, о которых не то что вспоминать – думать не любил. О плене у давно почившего правителя. И о том, что кроме врага, пленить его смогла только женщина.
В Марью Моревну Кощей влюбился, или, по крайней мере, относился к ней чуть серьезнее, чем к другим девам за последние пару столетий. Думал, наверное, что найдет в ней нечто, искомое давно и тщательно в каждой. Жаль, конечно, что она оказалась падка на золото да колдовскую власть, ведь мужчина мог дать ей больше… гораздо больше.
А сейчас Кощей был растерян. Он не знал, как относиться к собственной жене. Не понимал, чего она хочет, почему вышла за него замуж. Те воспоминания, которые он мог собрать и переосмыслить за бессонную ночь и странное утро, не давали ответа на его вопросы. И было что-то еще. Настолько странное, что Кощей попросту не ведал, как озвучить эту мысль даже себе самому.