Сказка о добром короле
Шрифт:
Тысячный арестант - очаровательная невестка первого министра, схваченная из-за своих длинных, к тому же золотистых волос, была объявлена мисс Тюрьмой, и король самолично защелкнул на ее запястье позолоченный браслет-наручник.
К слову сказать, первый министр и сам отхватил себе в этом здании семь камер с видом не то на Красное, не то на Желтое море...
Королю очень нравилось тюремное здание, он бы и сам не прочь был переселиться туда из своего хрустально-железобетонного бункера, и если он не делал этого, то лишь из опасения, что это могут превратно истолковать в соседних королевствах.
А короля мучила бессонница. И ох как скучно жилось ему на этом свете. Все, что можно было отменить, запретить, искоренить, было отменено, запрещено, искоренено. Все думано-передумано, сделано-переделано. Все прочитано, все забыто.
Ночью во дворце ему было не только одиноко, но и безумно холодно. Король топил большую печь книгами из своей библиотеки. В четные дни - книгами современных авторов, в нечетные - книгами классиков. Королевская библиотека на глазах вылетала в печную трубу. И подданные, заботясь о добром здравии короля, приносили во дворец книги из своих библиотек.
Когда все книги в королевстве сожгли, начали топить печь дровами.
По ночам король обыкновенно думал. Однажды ночью он обнаружил, что думает сразу о двух вещах и что обе мысли рифмуются. Он удивился и пририфмовал к двум первым еще и третью мысль. Это так его увлекло, что он решил выражать отныне свои мысли в стихах. И король написал длинное-предлинное стихотворение. Когда он закончил его, то понял, что мысли - это совсем не главное, а главное рифмы. И еще король понял, что главное в его жизни - поэзия, а королевство, трон, корона - сущая ерунда! Король написал еще пятьдесят пять стихотворений и окончательно понял, что прежде всего он - поэт, а потом король. Он решил объявить об этом подданным. Но под утро спохватился, что всем, а тем более первому министру, знать это не обязательно, более того, не надо, и более того, попросту опасно. "Мои поэтические обязанности не должны мешать королевским, а королевские поэтическим", - твердо решил король. Это был трезвый король. Очень, очень трезвый.
Поэту, как и королю, нужна публика. Королю не хотелось читать стихи своим придворным поэтам. Он не забыл еще, как однажды чихнул, и все поэты хором сказали, что это к добру, а наутро сбежала королева.
– Приведите ко мне поэта, - велел король первому министру.
– Из какой камеры?
– спросил министр. Теперь, когда он сам поселился в тюрьме, он мог сколько угодно нарушать законы.
– Приведите ко мне настоящего поэта, - распорядился король.
– В королевстве есть один настоящий поэт, - сказал первый министр, -он обитает не то в лесу, не то в пустыне.
– Разыщите его, - повелел король.
Поэта разыскали и привели. Это был красивый, статный и гордый молодой человек.
Король прочитал ему свои стихи.
– Ну как?
– спросил он, нарушив от волнения закон.
– Что как?
– спросил поэт, который слыхом не слыхал об этом законе. Первый министр тотчас хотел его арестовать, но король жестом остановил его.
– Стихи как?
– Какие стихи?
– Те, что я прочел.
– А разве это были стихи?
– в третий раз нарушил закон поэт.
– Да, - ответил король.
– Но это были не стихи.
– Почему?
– Потому, что стихи - нечто совсем другое.
– Значит, мои стихи вам не понравились, - задумчиво сказал король.
– Какие стихи?
– спросил поэт. Король грустно повернулся к министру:
– Этот человек четырежды нарушил закон, - сказал король.
– Он без конца задает вопросы.
– И тихо добавил: - Распорядитесь.
– Вы арестованы, - объявил министр поэту.
– А поэт, ничего не знавший о новых законах в королевстве, подумал, что его арестовали за неодобрение королевских стихов.
– Свободных мест в тюрьме нет, ваше величество, - доложил первый министр.
– Дозвольте разместить его в хлеву.
– Не отвлекайте меня по мелочам, - с досадой сказал король.
– Этот человек нарушил закон, и должен быть наказан. А где, как и сколько он будет сидеть, не имеет никакого значения.
А король ночью снова начал писать стихи. Целый год король писал по ночам стихи. Ровно через год он вызвал к себе первого министра и повелел:
– Приведите ко мне поэта.
К королю привели сгорбленного старика, в котором трудно было узнать прошлогоднего гордого юношу.
– Вы очень изменились, - ласково сказал король.
– Наверное, много работаете. От нашей работы немудрено постареть. Я тоже писал весь этот год. Я хочу почитать вам, послушайте.
Король читал свои стихи. Поэт сидел молча. Король закончил и вопросительно посмотрел на него.
– Прикажите отправить меня в хлев, - взмолился поэт.
– Но почему, почему вам не нравятся мои стихи?
– дрожащим от обиды голосом спросил король. Он готов был заплакать.
– Не расстраивайтесь, - сказал поэт.
– Не каждый может стать королем. Не каждый может стать и поэтом.
– Нет, может!
– властно сказал король. Это был очень упрямый король.
– Я докажу вам, что любой и каждый может писать стихи. Все будут писать стихи... Все, все, все.
На следующий день был издан указ: всем, без исключения, подданным вменялось в обязанность писать стихи. Более того, все должны были разговаривать только стихами и более никак.
Все было зарифмовано - государственные законы, ресторанное меню, расписание движения поездов. Если рифма не совпадала, менялись закон или график движения. Правда, возникали некоторые казусы. В одном доме случился пожар, и пока хозяин вызывал по телефону пожарных, искал рифму к своему адресу, дом сгорел.
Но это были частности. В общем же и целом подданные успешно справлялись с новым указом короля.
И тогда король освободил поэта из хлева и так его напутствовал:
– Вы свободны, - сказал король, - Ступайте к людям. Будьте поближе к жизни. Вы убедитесь в роковом своем заблуждении. Все люди могут говорить стихами, должны говорить стихами и будут говорить стихами.
Поэт вышел на улицу. Ему захотелось напиться, и он попросил воды. Но он просил в прозе, и ему не дали. Ему хотелось поесть и найти себе ночлег. Но он упорно продолжал говорить в прозе. И не из упрямства, нет. Поэт умел писать стихи, но говорить стихами не умел. И ему вовсе не отвечали, или отвечали в стихах. Поэт за день наслышался столько рифм, не выдержал и к вечеру бросился с высокой скалы.