Сказка о Емеле и волшебной щуке
Шрифт:
— Вот теперь — стой, — скомандовал щук. — А лучше сдай чуток назад, на сухое.
Но и без того ясно было, что пора остановиться.
Шагах в ста, на полпути к камышам, сгрудились разбойники с добычей своей. По счастью, не сорок человек, а всего с дюжину. Сероглазый гридин то ли приврал со стыда — как это воины оружные с горсткой татей не управились! — то ли ему от испуга померещилось.
И немудрено испугаться. Это ж только говорится "сорок человек", а на самом деле никакие они не человеки. Орки, может быть, или гоблины...
— У-у,
Каждый — гора мышц баскетбольного роста, кулачищи с тыкву, рожи такие, что братья Тупые против них королями красоты покажутся. Одеты в тряпьё да рваньё, с ног до головы чумазые, гнилью воняют — издали слышно. Глядят на Милю, посмеиваются, а дубины при них с хорошее бревно толщиной.
Так пусть этими дубинами друг друга и охаживают, решила Миля.
Схватились чертяки за оружие своё, парой ударов обменялись. Только головы у них, верно, чугунные — ни один не пошатнулся, чувств не лишился. Потом и вовсе бросили разбойники друг друга колошматить и на Милю всей оравой двинулись. А пленницы за спинами у них остались. Стоят кучкой, узлы и короба к себе прижимают, лица белее муки.
— Плохо дело, — сказал щук. — Сильны чары болотные. Поворачивай-ка, Эмилюшка, оглобли. Не прощу я себе, если с тобой дурное случится.
У Мили и самой душа в пятки скатилась, но не сдаваться же вот так сразу.
— По щучьему веленью, по моему хотенью, пусть разбойники в болоте увязнут!
Просел моховый очёс под ножищами у злодеев, и все они, как один, провалились по колено в жижу мутную. Жаль, ненадолго. Узнало болото своих, разжало тиски трясинные. Вмиг разбойники из провалов выбрались — только злее стали.
Крикнула Миля:
— По щучьему веленью, по моему хотенью, пусть они щекочут друг друга до упаду!
И понёсся над болотом нечеловеческий смех... Да ладно бы смех — то конское ржание, то гусиное гоготание, то совиное уханье, то поросячье повизгивание. От какофонии этакой у Мили коленки задрожали. Но куда страшнее стало, когда веселье кончилось.
Отсмеялись разбойники, перестали друг другу бока теребить и зарычали от ярости лютой — до того на Милю разобиделись. Уж не власть Чуды-Юды их вперёд гнала, а охота за унижение поквитаться.
Что делать? Призвала Миля на подмогу всех окрестных пчёл и ос.
Налетел на болото несметный рой. Кричат черти-душегубы, скачут, мечутся, руками машут, дубинами молотят. Одному по носу попало, другому по уху, третьему промеж глаз. Любо-дорого посмотреть.
Разбегаться лиходеям пчёлы не давали, гнали их к камышам, вглубь болота. Споро так гнали, весело. Миля уж вздохнула с облегчением — всё, за нами победа.
Вдруг поднялся ветер, сеть жужжащую с разбойников сорвал и унёс в лес-чащобу.
Пособил болотный царь слугам своим. А они вконец озверели, с воем и рыком в атаку попёрли. И не шагом — бегом да вприпрыжку.
Ярилка из бочонки кричит:
— Труби отход! И Жиронежку не спасёшь, и сама пропадёшь ни за что!
Вроде и прав он. Но припомнилось Миле, как
А они уже в двадцати шагах. Пучат зенки кровавые, скалят зубы острые, дубинами в когтистых лапах грозят. Сейчас налетят, насмерть забьют, разорвут, растерзают, загрызут…
Встала Миля на телеге в полный рост — пан или пропал! — и выпалила скороговоркой:
— По щучьему веленью, по моему хотенью, пусть черти болотные сейчас же очутятся посреди океана на необитаемом острове!
И спустился с неба смерч, и пал на разбойные головы, и втянул злодеев в воронку ревущую, и унёсся с ними в вышину, и пропал из виду. И ничего болотный властелин с этим поделать не смог!
А пленницы так и стоят — ни живы, ни мертвы, глазами хлопают, жмутся друг к дружке, и не разберёшь, которая из них боярышня.
Миля от победы раззадорилась:
— Эй, девчонки, — кричит, — бегом сюда! Вывезу вас!
Одна смелая нашлась, маленькая да дробненькая, мышкой вперёд вышмыгнула. А остальные будто приросли.
Леший знает, сколько бы их уговаривать пришлось, но раздался вдруг из недр болота нутряной стон, закачалось травяное море, волнами пошло, стало тут и там лопаться, а из прорех в очёсе жижа болотная наружу попёрла.
Завизжали пленницы и за Мышкой со всех ног припустили. Оказалось их восемь душ: две мамки, две няньки, три сенные девушки и боярышня собственной персоной — платье серебром шито, оплечье жемчужное, на голове кокошник.
Оглядела Миля телегу — маловата для такой оравы. Но если потесниться, все усядутся.
— Барахло бросайте тут. Для людей места мало!
Боярышня губки надула, ножкой в сафьяновом сапожке топнула:
— Ты мне не указывай, мужичка неотёсанная! Ну-ка, девки, бочку с телеги долой!
Сунулись было девушки к телеге, но Миля на них цыкнула, как бабка на братьев Тупых — они и оробели. Стоят, не знают, кого слушать. А Миля Жиронежку взглядом смерила:
— Нечего тут командовать — не у себя в тереме! Живо все на борт! Или пешком хотите идти?
Побросали Жиронежкины чепядинки тюки да короба, полезли в телегу. Мамки-няньки в летах да в теле — кряхтят, стонут. Но ничего, умостились, как раз местечко для боярышни осталось.
А та опять ножкой топ:
— Без нарядов, без украшений не поеду!
Мида-ей;
— Ну и оставайся. Только сперва назад оглянись.