Сказка о глупом Галилее
Шрифт:
После Адмирала другие люди взялись за управление кораблем. Ну, двое из них сразу померли, о них говорить нечего.
Наконец появился на мостике человек уже из нового поколения. Который не то что Лимонии, а и обыкновенной земли не видал, потому что родился уже на корабле. Этот скромным оказался. Адмиралом меня, говорит, не зовите, я всего-навсего капитан. И орденов тоже не давайте, я их покуда не заслужил. И вообще давайте если уж не до Лимонии, то хоть до чего-нибудь доплывем. Потому как забрались мы далеко и если не выберемся, то в конце концов все потопнем. А не потопнем, то помрем с голоду или от жажды. Так что давайте опять разводить огонь и нагревать котлы. Угля, конечно, у
А новый капитан говорит: «Надо нам вернуться к старому руководству, которое «Капитал» называется. Надо трогаться в путь и изучать «Капитал». Ну, тронулись и изучают, но все без толку. Потому что в «Капитале» только один путь указан – вперед.
Тем временем пароход, хотя и медленно, но куда-то плывет.
А команда и пассажиры поют новую песню:
Мы все плывем, но все не там,Где надо по расчетам…Был умный первый капитан,Второй был идиотом.А третий был волюнтарист,Четвертый был мемуарист.Кем были пятый и шестой,Чего они хотели,Увы, ни тот и ни другойПоведать не успели.Так как нам быть?Куда нам плыть?По-прежнему неясно.Зато об этом говоритьТеперь мы можем гласно.Вторая сказка о пароходе
Ну вот, детки. Сказку о пароходе, который плыл семьдесят лет не туда, вы уже слышали. Теперь он плывет туда, это вы уже тоже знаете. Знаете и про нового капитана. А как он взялся за дело, этого вы не знаете, а чтобы вы узнали, пришлось написать мне вторую сказку о пароходе. А дело было так. Как сменил новый капитан предыдущего, сразу вызвал к себе в каюту всех членов высшего корабельного совета, в который входят первый помощник по политчасти – перпом, старший помощник – старпом, старший механик – стармех, штурман, лоцман, боцман, главный кок и помощник капитана по корабельной безопасности – помкорбез.
Пришли они, расселись на мягких диванах, капитан говорит:
– Докладывайте.
Первым стал докладывать первый помощник.
– По моей политической части, – говорит, – все у нас хорошо, экипаж и пассажиры прилежно изучают историю движения нашего парохода, ведут конспекты, подтягивают отстающих, проявляют высокую сознательность и беззаветную преданность. Это все, так сказать, в общих чертах.
– А если не в общих чертах? – спрашивает капитан.
– Если не в общих, то надо признать, что имеются отдельные недостатки. Изучая историю, команда и пассажиры бурчат, что пароход идет не туда, что все продукты достаются высшему корсовету. Есть тенденция к ношению широких штанов и длинных причесок, к западным танцам и музыке рок, распространяются политически вредные анекдоты и имеются намерения к бегству. Некоторые прямо так и говорят: как только дойдем до ближайшего порта, так мы тю-тю.
– Ха-ха, тю-тю, – сказал штурман, – до ближайшего порта дойдем нескоро.
– А некоторые, – возразил перпом, – никакого порта не дожидаясь, крадут шлюпки или даже кидаются за борт без ничего.
– А ты что скажешь? – спросил капитан и обратил свое внимание на комкорбеза, который сидел и подробно записывал, кто чего говорит и кто чего думает.
– А скажу так, – сообщил помкорбез, – что в целом доклад перпома следует одобрить как откровенный и деловой, но надо заметить также и то, что нездоровые настроения среди членов команды и пассажиров имеют свою положительную сторону, поскольку способствуют эффективной работе корбезопасности.
– А у тебя что? – капитан повернулся к старпому.
– У меня полный порядок.
– А конкретно?
– А конкретно – борта нашего судна проржавели, в определенных местах имеются течи, и вода поступает внутрь корабля.
– Но с этим, – сказал капитан, – я полагаю, ведется борьба и вода откачивается.
– Борьба ведется, – согласился старпом, – но вода не откачивается, поскольку имевшаяся на борту корабельная помпа переделана в аппарат для самогоноварения, а брезентовые шланги порезаны на рукавицы. С течью боремся посредством затыкания.
– Что используете в качестве затыкательного материала?
– В качестве затыкательного материала используем живую силу, то есть нашу прекрасную молодежь.
– Ну, и как?
– В прошлом наша прекрасная молодежь представляла собой прекрасный затыкательный материал и с энтузиазмом затыкала собою все дырки. Теперь же, когда ее посылают затыкать, она ответно посылает…
– Понятно, – прервал капитан, – а что у нас в машинном отделении происходит?
– В машинном отделении все хорошо, – доложил стармех. – Угля нет, котлы топим книжками предыдущего комсостава. Три машины из четырех не работают, зато являются бесценным источником запасных частей для четвертой машины, если их, конечно, по дороге не разворуют.
– Ну, чтоб не разворовали, надо поставить охрану, – заметил перпом.
– Ни в коем случае, – возразил штурман. – Если поставить охрану, то она тоже начнет воровать, потому что и охранникам жить как-то нужно.
– Ну, а по твоей части что у нас? – обратился капитан к штурману.
– По моей части полный порядок, – доложил штурман. – Корабль идет точно выверенным правильным курсом в неправильном направлении.
– А правильным курсом в правильном направлении можно идти?
– Никак нет, поскольку все карты предыдущим руководством были утоплены, компас разбит, секстант продан и пропит.
– Предыдущим руководством? – спросил капитан. Штурман вопроса не расслышал, а помкорбез сделал какую-то пометку в блокноте.
Спросили, как дела у лоцмана, выяснилось, что хорошо.
– Когда начнем тонуть, глубины хватит, – пообещал тот.
У боцмана тоже все шло неплохо: палубы и всякие железки на корабле, ботинки и пуговицы у матросов надраены, люки, наоборот, задраены, но дисциплина хромает, потому что у команды уже нет никакого страха.
По этому поводу был спрошен опять помкорбез, который некоторые упущения по части страха свалил на перпома.
– Сам по себе страх без политико-воспитательной работы нужного эффекта не дает, хотя мы со своей стороны делаем все, что можно. За последний отчетный период нами разоблачены и изолированы в трюме четыре машиниста, один буфетчик, два вахтенных матроса и один пассажир.
– А за что пассажир?
– За то, что пел враждебные песни. Раньше мы какие песни пели? Раньше мы пели песни оптимистические. «Плывем мы правильным путем и нет пути исконнее…» Такие песни мы пели. А тут я иду мимо и слышу, этот поет что-то ужасное. Тут все свои, и я позволю себе исполнить… Он пел: