Сказка о настоящем советском человеке, которого пригласили на работу в американскую разведку и что из этого вышло

СКАЗКА О НАСТОЯЩЕМ СОВЕТСКОМ ЧЕЛОВЕКЕ,

КОТОРОГО ПРИГЛАСИЛИ НА РАБОТУ В АМЕРИКАНСКУЮ

РАЗВЕДКУ,

И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО.

Семен Семеныч Голотяпов работал в самом престижном заведении Советского Союза. На работу Семен Семеныч ходил по одним и тем же дорогам, в одно и то же время, встречал одних и тех же людей и, можно сказать, успел даже слиться с этими людьми, – и вовсе не потому, что вел с ними оживленные беседы или еще что, а потому, что очень

Возможно, оно проходило в тот момент, когда Семен Семеныч в одном и том же месте встречал копошащихся в песочке детишек. А детишек Семен Семеныч любил больше всего! Всегда подходил к ним – кому слово доброе скажет, кого по головке погладит, кому гостинчик сунет, – за что особенно люб был у стоящих поодаль родителей.

Кажется, что еще можно пожелать этому человеку? Так и остался бы он в памяти благодарных потомков на век, а, может, даже на два, не случись с ним истории, круто перевернувшей его жизнь, и жизнь всех последующих поколений.

А в стране, между тем, уже назревал голод. Семен Семеныч уже и сам начинал голодать, правда, он тогда еще об этом не знал. Не знали об этом и другие люди. Потому что жили они тогда единой семьей, и был у этой семьи единый отец, – он тоже любил подарки детишкам дарить. И поэтому, когда Семен Семенычу уже нечего было дарить, он поднимал свои взоры к этому отцу (а тому, как впоследствии выяснилось, только того и нужно было) и радовался вместе с ним, и сопереживал, и представлял, что это он подарки дарит. И другие тоже радовались, тоже сопереживали и тоже представляли. Вот оно какое тогда было счастье!

И поэтому американская разведка тогда работала плохо. Она, можно сказать, вообще не работала. Цепи агентуры в советской стране у нее в то время еще не было. Да и откуда ей было взяться, если с самого детства, с молоком, можно сказать, матери, каждому мальчишу прививались такие чувства!.. что американская разведка не могла хорошо работать.

Часы на кухне пробили «шесть», заволновались и «половину седьмого» пробили раньше. Наконец, Семен Семеныч вернулся домой. Но, вернувшись, не отправился как есть на кухню, а прилег на диван. И произошло это не потому, что на кухне уже ничего не было, или еще что, а так просто, от тоски душевной, оттого, что детишки возле дома все глаза проглядели, дожидаясь его с работы, а он задворками пробрался до самого подъезда.

Устремив взгляд в потолок, такой же бледный как потолок, Семен Семеныч лежал на диване. И в тот момент, когда к нему уже стали приходить различные мысли, раздался шорох на балконе. А жил Семен Семеныч тогда на шестом этаже.

Наш герой не сразу сообразил, что что-то происходит, когда сообразил, вдруг резко подскочил, обвел взглядом комнату и точно так же, как крался к дому, подкрался к окну. Тихо ему подкрасться не удалось. На скрип половиц так реагировали мышцы лица, что непосвященному могло показаться, что это и скрипят мышцы лица.

На балконе, босиком, в оборванной шинели, прижимая к груди пакет с пряниками и конфетами, стоял незнакомец! Стыдно стало Семен Семенычу, и вовсе не потому, что кто-то мог видеть, как он крался к окну, свершая такую гимнастику на лице, или еще что, а потому, что подумал, что человек на балконе мог даже мысль допустить, что ему не доверяют, коль так странно выглядывают из-за занавески, или, хуже того, подозревают в столь необычном появлении дурные намерения. А поскольку достоинство другого человека Семен Семеныч ценил превыше своего, он тут же распахнул дверь на балкон и впустил незнакомца в дом. Наш герой не верил в то время в бога, поэтому он тут же смекнул, что это советская система достигла таких высот, что к ней подобным образом стали являться различные незнакомцы с пряниками и конфетами.

Маятник часов на кухне качался из стороны в сторону, как камера в кинематографе, с интересом посматривая то на одного, то на другого. Семен Семенович, усадив гостя за стол, засуетился, попытался согреть кипяток. И тут гость совершенно неожиданно заговорил.

– Что же ты теперь, Семен Семеныч, делать-то будешь? – произнес он.

Позже стали утверждать, что у пришельца, был акцент, и тут, мол, Семен Семенычу стоило бы сразу проявить бдительность и насторожиться. Но, скажем честно, никакого акцента не было.

– На работу тебе путь закрыт, – продолжил гость. – Не будешь же вечно по задворкам лазить? Ситуация в стране неопределенная. А ты ничего не умеешь, кроме работы в своем учреждении. Неужто будешь с голоду помирать?

– И в самом деле – ничего не умею, – согласился Семен Семеныч. – Но ведь живут же как-то в нашей стране люди? Это значит страна такая, значит, достигла она уже таких высот совершенства, что в ней даже человек, который ничего не умеет, и тот не помрет с голоду.

Семен Семеныч даже забыл про кипяток, встал в центре кухни. Ему стало казаться, что он опять на трибуне или, в крайнем случае, по дороге на работу, что на него опять смотрит вся страна, весь советский народ. Но вспомнил о детишках, сел, посмотрел на пакет с пряниками и конфетами и добавил:

– Давайте только ничего не будем есть, а отдадим все это детям.

Теперь настала очередь встать посреди кухни гостю. Тот даже смахнул слезу и в полной решимости достал из-под шинели ручку и бумагу.

– Пишите заявление!

Куда писать заявление, такие вещи Семен Семенычу не надо было объяснять. Такие вещи Семен Семеныч понимал с полуслова, потому что был настоящим советским человеком.

– Жалованье вам хорошее положим! – продолжал незнакомец. – Опять-таки сыты будете. Детишкам подарки снова сможете дарить.

При словах о детишках Семен Семенович развернулся к собеседнику и с каким-то невероятным напряжением в лице произнес:

– А не могли бы вы и детишкам жалованье положить!

– И детишкам положим, и их родителям, но не всем сразу. Пишите заявление!..

МОРАЛЬ… ТО ЕСТЬ ИНТЕРМЕДИЯ.

Тут в полемику с автором вступает Мораль – женщина средних лет, что называется «при всем», но это «все» скрыто под одеждами, которые к нашему времени изрядно износились.