Сказка о ночном музыканте
Шрифт:
Метла прошлась легко по всей светёлке,
По всем возможным щелям и углам.
Везде стоял волшебный, чудный запах,
Приятный не для нечисти, а нам.
Потом она направилась в подполье,
Кружилась, убирала, как могла,
Но вдруг пренеприятно захрустела,
И там, распавшись, травами легла.
Давид занёс в избу одну из чашек,
Поставил в центре на пол молоко.
И, к сожаленью, явственно увидел,
Как то свернулось
Он руки опускать не собирался.
Подобное пастух предполагал,
И потому велел ему три раза
Убраться, так как в этом понимал.
Скрипач вновь заиграл легко на скрипке,
Как прежде по углам прошлась метла.
Она теперь сильнее прижималась,
К тому, что очищала и мела.
Последним был опять открытый подпол.
Опять-таки раздался страшный хруст.
Метлу, похоже, снова изломали,
Тем выдав, что он всё-таки не пуст.
Однако травы, что там оставались,
Не радовали запахом своим.
Давид услышал учащенье сердца,
Что злобой било, не под стать другим.
Он молоко вносить не стал теперь уж,
По звукам ясно было всё и так.
В подполье, безусловно, находился,
Скрываясь в темноте, колдун иль маг.
Давид не начал в третий раз уборку,
А прежде стал играть на скрипке свет,
Мелодию, что солнце излучало,
Когда его поблизости уж нет.
Отважный музыкант, не побоявшись,
У досок отворённых, рядом встал,
И с быстро нарастающею силой
Огонь лучей слепящих заиграл.
Весь дом мгновенно солнцем озарился.
Ударил в темноту потоком свет.
Раздался стон, и кто-то просочился
Из дома, хотя тела вроде б нет…
Давид играл как можно было дольше,
Затем подполье накрепко закрыл,
И лишь тогда продолжил вновь уборку.
Про третий раз он точно не забыл.
Трава опять по всей избе летала
Под музыку, старалась, как могла.
И только в окончании, над входом
Повисла и тихонько замерла.
Теперь уже спокойно можно было
Попробовать поставить молоко,
Хоть боязно, ведь средств не оставалось.
Коварство распознать не так легло.
Старик домой к потёмкам не вернулся.
Дочь в дом зашла расстроенной, в слезах.
Соловушка впорхнул, держа рубаху,
И рухнул от усталости в крылах.
А молоко как раз на удивленье
Осталось свежим. Что и говорить
То было для Давида утешеньем,
Он волшебство мог далее творить,
Поэтому сказал: «Довольно плакать.
Ты ж видишь, как хотят нам помешать.
Отец вернётся, верю. Ты ж подумай,
Как в красный цвет нить станешь облачать».
Девица успокоила: «Не бойся.
Как только приоткроется замок,
Мы выкрасим полученные нити,
И каждую смотаем в свой клубок».
Давид слегка ответу удивился,
Но чувствуя уверенность её,
Не уточнил у девушки, как будет
Она свершать, то действие своё.
Тут соловей ударил острым клювом
В сокрытый и таинственный замок.
Сундук в одно мгновение открылся,
Тот веретенца быстренько извлёк.
А дальше всё в руках у мастерицы,
Кто б видел, то сказал: «Стало гореть».
В мотки скрутились нити с веретенцев,
И стали в чугунках уже кипеть.
Развернута тончайшая рубаха,
Для коей был задуман уж узор.
Осталось взять окрашенные нити,
Чтоб ублажить рисунком чей-то взор.
Красавица ждала отца, надеясь,
Что можно будет что-то изменить,
Что он придёт с душицей луговою,
Иль с ягодами красящими нить,
Но в дом пока никто не постучался.
А лук уж сделал действие своё –
От шелухи, которой было мало,
В цвет жёлтый в чугунке окрасил всё.
Моток в воде был тут же выполощен,
Где для скрепленья уксус гостем был.
И вот уже в клубок смотались нити,
Который стал, как солнце – золотым.
Дошёл черёд до чугунка с крапивой.
Моток теперь имел зелёный цвет.
Он был не яркий, но довольно милый,
И мог таким быть много-много лет.
Моток, как первый был промыт водою,
И уксусом из яблок закреплён,
В клубочек смотан, видом подтверждая,
Что он травою спелою рождён.
Дочь всё ещё ждала и, взяв иголку
Расшила вмиг стежочками узор.
Сначала всё, что жёлтым цветом было,
Затем зелёный лёг, лаская взор.
Шитьё осталось завершить лишь красным.
А ночь не вечна, нужно поспевать,
И принимать какое-то решенье,
Чтоб выход во спасение сыскать.
Она взяла оставшуюся пряжу,
Поранила сама себя ножом,
И выкрасила нити цветом алым.