Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига
Шрифт:
— Ещё чего! — фыркнула я, стараясь и в самом деле подавить голос ревности. — Не говори глупостей!
— Вот и хорошо, ведьма. Теперь давай спать.
С этими словами Шут, не раздеваясь, лёг на постель и демонстративно отвернулся к стене. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру.
20. Примирение
До Заводей — деревни, где жили родители Фелисии, мы добрались к вечеру, дважды ненадолго останавливаясь, чтобы дать отдых лошадям и размять ноги. Пешком и по дороге, наверно, мы бы шли пару дней, напрямую —
День выдался переменчивый, не жаркий и ветреный. Город мы покинули ранним утром, перекусив на завтрак хлебом, луком и сыром — что удалось достать Джастеру.
К моему удивлению, в деревню Фелисии поехали мы другой дорогой. На мой вопрос Шут только хмыкнул и сказал, что верхом без разницы. И вскоре я поняла, почему.
К нашим вещам добавились только торбы с овсом. Большую часть Огонёк и Ласточка легко шли ходкой и плавной рысью, но время от времени Джастер пускал Огонька в галоп, и его озорная и игривая лошадь радостно неслась вперёд, а Ласточка за ней, пока я не начинала просить перейти на шаг. Мимо нас проплывали поля и огороды, оставались позади рощи и перелески, блестели озёра и дважды по бревенчатым мостам мы пересекли неизвестные речки. От дороги то и дело сворачивали разбитые колеи, убегающие в поля или к далёким домикам, и я только удивлялась тому, как уверенно Шут выбирает дорогу.
Такое чувство, что он и без всяких торговых карт прекрасно знал, куда ехать. И зачем она ему вообще нужна? Он же прекрасно всё это время без неё обходился. Вон, в лесу, «напрямки» как по дороге…
Но спрашивать я не спешила. Джастер ехал впереди и сразу дал мне понять, чтобы я держалась следом за ним, а не ехала рядом. Спорить было бесполезно, и потому я просто смотрела по сторонам.
Но даже во время отдыха мы почти не разговаривали. Джастер только командовал «привал» или «собираемся», да коротко напоминал мне, как ухаживать за Ласточкой. Со своей лошадью он ладил так, словно всю жизнь на ней верхом ездил. Даже гриву в косички заплёл.
Глядя, как он в очередной раз любовно наглаживает золотисто-соломенную морду Огонька, я ловила себя на том, что ревную его к этой лошади.
Нет, Ласточка мне тоже нравилась, у неё и впрямь оказался очень спокойный и покладистый характер, и уход за ней меня не обременял. Только вот…
Только вот каждый раз, когда я смотрела на обоих лошадей, я вспоминала слова Даэ Нану про сивого и вороного коней и на душе становилось нехорошо.
«Если я уйду и не вернусь»…
«Не найти ли тебе коня поспокойнее»…
«Неверно я смотрела, неправильно…»
«Забудь, ведьма…»
В замок не ходить. Оберег не снимать. Джастера не искать и не ждать, а бежать и прятаться, если уйдёт и не вернётся вовремя…
А я только порадоваться успела, что ему нравлюсь, и он обо мне думает…
На душе царило смятение. Я просто не знала, чему верить и чего ещё ждать.
— Нечестно это, — тихо высказала Божественной паре своё негодование вслух, глядя в спину Шута. — Слышите меня? Не честно. Я хочу быть с ним!
Шанак и Датри не ответили. Или мне не хватило понимания, чтобы услышать ответ.
Только браслет двух судеб — моя единственная надежда на счастье с Джастером — тихо позвякивал бусинами.
Заводи оказались большой и, судя по всему, зажиточной деревней. Даже странно, что торговцы на карте обошли её вниманием.
Своим названием деревня была обязана излучине реки. Вокруг протирались поля, добротные дома за высокими заборами утопали в вишнях и яблонях. Гоготали гуси, кудахтали куры, перелаивались собаки.
Мы въехали в Заводи с востока, лишь немного обогнав коровье стадо, возвращавшееся с пастбища. Женщины и дети, поджидавшие скотину у распахнутых ворот, провожали нас взглядами, но тут же отвлекались и забывали, подзывая требовательно мычащих Зоренушек, Бурушек и прочих рогатых кормилиц.
Я во все глаза следила за тем, чтобы какая-нибудь Чернушка или Пестрянка, спеша на вечерний удой, не задела Ласточку. Шут же чуть пришпорил пятками Огонька и свернул с главной улицы в сторону реки. Я поспешила за ним, краем глаза заметив, что за нами в узкий проулок последовало несколько коров.
Надеюсь, недалеко осталось. А то стопчут эти рогатые и поминай, как звали…
К счастью, проулок закончился быстро, и мы оказались на вполне широкой улице. Здесь тоже ждали своих кормилиц, но не выкрикивали имена, а просто открывали ворота, чтобы корова сама заходила во двор. Джастер уверенно направил Огонька влево.
Требовательно мыча, нас обогнала белая с чёрными пятнами, корова. На её шее звякал большой бубенец.
— Пеструха! — позвал женский голос, и корова протрусила в самый дальний двор. Ворота за ней закрылись.
Ещё пара рогатых разошлись по домам, но створки ворот до конца не закрывались. Под косыми и любопытными взглядами мы шагом ехали к самому крайнему дому.
— Эй, хозяева! Доброго вечера! — зычно прокричал Джастер, подъезжая к подворью. Высокий забор, ворота украшены резьбой, дом добротный, из брёвен, крыт тёсом. С седла видно, что внутри есть не только сарай, конюшня и сеновал, но и коровник, и птичник: куры и гуси негромко устраивались на ночь. Сторожевой пёс на цепи принюхивался, но не лаял, глухо и предупреждающе рыча. За домом виднелся сад, а дальше — огород, спускающийся к реке.
Судя по хозяйству, Томил и Вольта не бедствовали. Чем бы отец Фелисии не занимался — я просто не слушала его истории и забывала тут же, как только начиналась новая, — он явно не гнул в поле спину целыми днями.
На приветствие Джастера в раскрытом окне мелькнуло лицо, а затем на крыльце показался хозяин дома.
— Ох ты ж, трубадур! — Томил радостно всплеснул руками, торопясь к воротам. — Вот ужо не ждал, не чаял встречи спорой тако! Да ты, никак и лошадкой в масть обзавёлся?
— А то! — рассмеялся Джастер, похлопывая Огонька по шее, и я вдруг подумала, что он и в самом деле выбрал лошадь себе в «масть». Оба «золотые», а шевелюры — тёмные…