Шрифт:
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. И было у него три дочери: все как одна умницы да красавицы. Старшая дочь, Василиса-искусница, шила-вышивала узорами дивными. Что ни вышьет она – все наяву станется. Вышьет солнце красное – сойдет оно с полотна, разойдутся тучи – станет ясным день.
Средняя дочь – Любава-певунья. Краше песен её никто не слыхивал. Как начнет она петь – все растет вокруг, расцветает. Выйдет она на зорьке в чистое поле, запоет песню раннюю – рожь да пшеница вверх тянутся, колосья зерном наливаются.
Младшая
Не было среди дочерей у царя любимицы. В каждой из них души он не чаял. Так бы и не расставался с ними никогда, да пришла пора выдавать замуж старших дочерей. Многие женихи к царевнам сватались, подарками да гостинцами одаривали, но нельзя было купить подарками чистые сердца девушек. Да и царь-батюшка благословение свое отцовское только тогда решил дать, когда увидел, что по-настоящему полюбились Василисе и Любавушке два брата, два добрых молодца из соседнего государства – Степан да Данила. Собрал царь своих старших дочерей как-то вечером и говорит:
– Дочери мои старшие, пришла пора и вам замуж выходить. Жаль мне с вами расставаться, да ничего не поделаешь. Вижу, полюбились вам Степан и Данила. Что ж, молодцы они добрые. А, ужели вам по сердцу пришлись, то мне, старому, и желать больше нечего. Завтра поутру объявлю я пред всеми о своем отцовском благословении. Ох, и тяжело мне с вами расставаться. Разлетитесь вы, как голубицы, в разны стороны, и останемся мы вдвоем с Акулиною.
Вспыхнули щеки у девушек. Стыдливо глаза опустили они, а потом отвечали батюшке:
– Спасибо тебе, батюшка, за слово доброе. Не забудем мы с Любавой доброту да ласку отцовскую. Ты ж не скучай, не кручинься, а каждый седьмой день месяца в гости нас к себе ожидай.
Старик лишь слезу утер от радости.
Вдруг раздался гром; грозовые тучи небо затянули; сверкнула молния; а ветер поднялся такой, что деревья до земли склонились. Распахнул он двери, ворвался в царские палаты и закружился на месте. Испугались девицы, к отцу прижались. Обнял их отец и говорит:
– Не бойтесь, доченьки. То не ветер шумит, не гроза идет. То явился к нам гость незваный.
Лишь сказал он так, сразу ветер стих, и увидели все – посреди зала тронного, и правда, гость стоит. Видят сёстры: недобрый человек явился к ним. Мысли его, как и глаза, черны. А холодный взгляд в самую душу ранит. Одет незваный гость в чёрные одежды, на голове покрывало чёрное, перетянутое обручем из серебра. А в ногах его змеи вьются. Оглядел он сестёр, улыбнулся недоброй улыбкою и молвил:
– Слышал я, что ты, царь, дочерей своих замуж выдаешь. Потому и явился я к тебе во дворец.
– Вижу. Гостям здесь всегда рады. Только скажи, почто дочерей моих испугал?
– Люблю я силу-мощь свою показать, чтоб знали все, кто перед ними; чтоб склоняли люди головы и почитали меня за господина своего. Вот и явился я как гром среди ясного неба, чтобы поразить дочерей твоих своей силой, да забрать их с собой.
– Погоди-погоди, – отвечал царь. – Уж больно ты скор, как я погляжу. Не успел на порог ступить – имя свое не назвал – а уж дочерей моих забрать собираешься?
– Так ты не узнал меня, старик? – спросил гость и расхохотался, да так громко, что эхо по всему дворцу пошло. А потом вдруг нахмурил брови. – Трепещи же, человечишка, передо мною, потому как сам Черный Смерч к тебе в гости пожаловал. Не каждого удостоил я своим визитом. Вот мой тебе совет – не перечь мне, а лучше дочерей своих в дорогу собирай. Станут они мне женами, будут в золоте да серебре купаться, в роскоши жить да меня тешить. А на подарки я не поскуплюсь, тебя с Акулиною щедро одарю.
– Ишь ты, чего удумал! Дочерей моих забрать собираешься? Как же я отдам их тебе? Они уж просватаны. Я и слово царское дочерям дал. Да и богатства твои нам не надобны. Человек душой должен быть богат. У тебя же она черным черна. Так что, ступай себе с Богом. Не отдам я тебе дочерей своих – вот тебе и весь мой сказ.
– Так ты перечить мне вздумал? Разве не знаешь, что повинуются мне все на этом свете? На кого рассержусь я, тому не миновать беды: в пух и прах разнесу все вокруг, камня на камне не оставлю. А что слово твоё царское?.. На то ты и царь: слово дал – слово и назад взял.
Кинулись тут дочери в ноги к отцу, слезами залились горькими:
– Не отдавай нас, батюшка! Христом Богом просим!
– Не бывать тому! – ответил царь. – А вы, дочери любимые, не бойтесь. Не отдам я вас гостю непрошенному. А тебе так скажу, Черный Смерч: что бы ты ни говорил, не боюсь я тебя. Пугать меня – что воду в ступе толочь. Дочерей своих я в обиду тебе не дам: дороже их у меня нет ничего. Убирайся подобру-поздорову. Разговор наш закончен.
Как услышал Черный Смерч речи царские, еще чернее стал от злобы своей. Змеи, что у ног его вились, зашипели, засверкали глазами зелеными.
– Не желаешь по-хорошему? Впервые решил я спросить разрешения, да, видно, ни к чему это было. Погляди в последний раз на дочерей своих, царь. Больше вы не свидитесь.
Сказал так Черный Смерч, взмахнул широким рукавом – потемнело все вокруг. Закружился он на месте, ураганом прошелся по залу тронному и, как крепко ни держал царь своих дочерей, выхватил их и унес прочь. Увидел лишь царь, как по небу вечернему черная туча пронеслась и скрылась за горизонтом. Кликнул царь челядь свою. Кинулись все искать Василису и Любаву, да так и не нашли.
Утром позвал к себе царь Степана да Данилу и молвил им:
– Добрым должно было быть это утро для всех нас. Хотел я рано поутру объявить о ваших помолвках с моими дочерьми. Да черная беда пришла на наш двор: налетел ураганом Черный Смерч и унес моих дочерей неведомо куда. Что делать теперь, добры молодцы? Где искать их?
Отвечали на то Степан да Данила:
– За невестами своими мы хоть на край света отправимся, медлить не станем. Сегодня же и поедем. Где бы ни были они, голубки ясноглазые, везде их отыщем. Ежели через год не вернемся назад, значит, нет уж нас в живых.