Сказка о ветре в безветренный день
Шрифт:
— Потому, что его любили, — тихо сказал Щётка. — Как, наверно, хорошо, когда тебя любят…
— А разве тебя никто никогда не любил, бедный ты мой мальчик? — спросил Великий Садовник, наклоняясь к нему.
Щётка посмотрел прямо в глаза Великому Садовнику.
— Меня? Нет. Я так думаю. Больших любят за то, что они могут сделать что-нибудь хорошее. А маленький что сделает хорошего? Маленьких любят только папы и мамы. Просто так, ни за что. А у меня никогда не было папы и мамы. Поэтому меня никто никогда не любил.
— Какая страшная
Но Щётка уже не слушал его. Он думал о чём-то другом. Он очень волновался.
— Я… я тоже хочу рассказать вам сказку, — сказал он, и голос его зазвенел. — Я только не умею так хорошо говорить, как вы…
— Говори как можешь, мой мальчик! — сказал Великий Садовник.
— Сначала я расскажу про дракона. Он жил в горе, в пещере. Он был злой и противный. А под горой была деревня. Там жили люди. Только они были чёрные, как я. Они ходили к пещере и клали там разную еду. Ну, прямо на землю. Всякие вкусные вещи, которые любят драконы.
Однажды этот дракон приполз в деревню. Он был большой-большой, длинный-длинный. Он приполз и заревел страшным голосом:
— Пусть все-все выйдут на улицу — и люди, и коровы, и собаки, и быки!
Все очень испугались и вышли. И противный дракон сказал:
— Мне мало одной еды. Мне ещё нужен ваш страх. Я приполз сюда, чтобы всех вас напугать. Я хочу посмотреть, как дрожат ваши руки и ноги. Послушать, как щёлкают ваши зубы. Вот сейчас я дохну огнём. Вот дохну огнём на хижину — хижина сгорит. Дохну на человека — человек сгорит. На кого хочу, на того и дохну.
Дракон закрыл свои страшные глаза и стал думать, на кого ему дохнуть огнём.
Вдруг к дракону подбежала мама.
— Дохни огнём на меня! Дохни огнём на меня! — закричала она.
— Почему ты хочешь, чтобы я дохнул огнём на тебя? — спросил страшный дракон эту маму. — Может быть, я дохну огнём на это дерево или на эту курицу. Ведь я ещё не придумал, на кого мне дышать огнём.
— Здесь стоит мой маленький мальчик. Мой сын, — сказала мама. — Я ведь не знаю… А вдруг ты захочешь дохнуть огнём на него. Я не могу стоять и ждать, пока ты там думаешь. Хочешь кого-нибудь сжечь — сожги меня!
Вот! Эта мама посмотрела прямо в глаза дракону. И дракон увидел, что мама его совсем не боится. Совсем-совсем его не боится. Дракон заморгал своими страшными глазищами. Лапы у него задрожали, и он упал брюхом на землю. Он повернулся и пополз в гору, волоча брюхо по земле.
Люди перестали ходить к его пещере и носить туда вкусную еду. И больше о нём никто ничего не слыхал…
Щётка замолчал.
Великий Садовник молча посмотрел на него. По его старому лицу текли слёзы. Он потянул Щётку за руку, нагнул его
— Вам понравилась эта сказка, да? — сказал Щётка, прижимаясь к нему. — Я даже сам не знаю, откуда я её знаю. Но эта сказка была мне вместо мамы. Нет. Не вместо. А просто я люблю думать, что мама из этой сказки немножко и моя мама. А может быть, и совсем моя мама.
Великий Садовник протянул руку и коснулся Матиного плеча.
— Ну, девочка, ну неужели тебе не понравилась эта сказка? Эта удивительная сказка?
Матя вздрогнула, как будто его рука обожгла её, и вскочила на ноги. Её глаза горели ненавистью.
— Вы тут все сидите и врёте! — закричала она. — Ничего мне не понравилось. Подумаешь, какие-то деревья! Да плевать мне на них! Мне-то что? Или музыка. Не хочу я никакой музыки. Это просто, как деньги. И вас всех можно купить. За музыку, за деревья. Моих Братьев тоже купили. Купили! Значит, вот можно купить человека. Как тыкву… как связку сушёной рыбы… как телегу. Только вместо денег им дали жизнь. А тебя вот можно купить за маму. Вот тебе дай добрую маму, которая будет тебя любить и целовать на ночь. И ты… И вы все…
Матя снова упала на солому и заткнула уши пальцами.
— Обманутое сердце… Вот что бывает, когда обманывают сердце… — пробормотал Великий Садовник.
— Она всё равно не слышит нас, даже когда не затыкает уши, — вздохнул Невидимый Трубач. — Она слишком несчастна…
Свеча догорела и погасла, захлебнувшись в лужице своего растаявшего воска.
Наступила ночь.
Шаги стражника, ходившего под окном, в тишине зазвучали громче. А вместе с тем они стали более медленными и сонными.
Все молчали.
Так с открытыми, глазами, молча ждали они рассвета.
Глава 17. Которая пусть лучше останется без названия, чтобы тебе было интереснее читать
Утро было ясное и безветренное.
На голубом небе ни облачка. Листья на деревьях не шевелились. Солнце жарко светило. И в королевском пруду лебеди отражались чисто и правильно.
И всё-таки в это утро Цеблион раз пятнадцать выбегал на балкон посмотреть, не поднялся ли ветер.
— Нет, Ваша Исключительная Прозрачность, — докладывал он, — ветра нет! Ни оттуда, ни отсюда. Просто на редкость приятный и подходящий день для казни!
Вид у Цеблиона был какой-то бледный и мрачный. Нос вяло повис. Глаза обведены красными кругами. На щеках отпечатки пальцев. Видимо, он просидел всю ночь, закрыв лицо руками.
Но на него никто не обращал внимания.
Да и нам с тобой, в конце концов, какое дело, что этот очень плохой человек в отчаянии от того, что он и его сын остались без колпаков.