Сказка о юном сыщике – VII
Шрифт:
– Ох, уж эта отвратительная привычка курить,… бр-р-р-р,… хотя эти поэты ещё и не такими гадостями увлекаются… – с отвращением подумал он, и подал знак своим помощникам, чтоб те чуток погодили. Брать поэта на виду у всех негоже, вдруг поднимется гвалт. А тем временем сам поэт ещё разок окинул перрон печальным взглядом, нервно затянулся в последний раз, бросил окурок под вагон и направился вовнутрь.
Тут
– Вы, господин учитель, литератор, являетесь фигурантом весьма щекотливого дела, об избиении и похищении одновременно,… а потому вас велено немедленно задержать и доставить в участок… – в несколько произвольной форме заявил он, и добавил, – ведите себя тихо и покорно. Мои помощники вооружены,… и если что, будут стрелять на поражение… – уже скорее для острастки, чем для серьёзных действий заученно произнёс Николай Васильевич, отчего щуплый поэт-студентик весь изменился в лице, побледнел и чуть не потерял сознание.
Однако Игнатьев и Семчук были настороже, не дали ему совсем расклеится, подхватили его под руки, забрали саквояж, и этак культурненько потянули беднягу на выход. Николай Васильевич освободил им проход. Поэта, словно подстреленную лань, выволокли из купе, и осторожно проследовав по коридору вагона, доставили на перрон. В купе остался сидеть ещё один пассажир, который ранее уже успел занять своё место; мужчина средних лет, с удивлённым и даже растерянным взглядом. Николай Васильевич скромно извинился перед ним за доставленные неудобства и тут же покинул вагон. Всё задержание заняло лишь каких-то пять минут.
Дальше поэта повели по перрону. Ноги у него сделались, словно ватные. Отчего его можно было принять за инвалида. А со стороны казалось, будто двое сопровождающих по его бокам, помогают ему идти. Третий же, Николай Васильевич, как старший, шёл сзади, и деловито покачивая головой, показывал всем, что всё в порядке, так и должно быть. А потому никто из прочих пассажиров даже и не понял, что проходит полицейская операция. Вроде ничего необычного, будничное сопровождение немощного. Но едва они покинули здание вокзала, как всё изменилось. Поэт внезапно пришёл в себя и начал открыто демонстрировать свой невыносимый характер.
– По какому праву вы меня схватили!?… я никого не бил и ничего не похищал!… Что это ещё за выдумки!?… Я вообще-то студент высшего учебного заведения и имею право на защитника,… то бишь адвоката!… Немедленно освободите меня!… – выкрикивая столь несуразные фразы, он вдруг затеялся вырываться. На что тут же получил отпор.
– Сударь, сейчас же прекратите бузотёрить!… Вы задержаны по распоряжению самого губернатора,… вы вчера-с вечером, толкнули тётушку его друга,… а в результате поднялся весь этот сыр-бор!… Так что никакой адвокат вам теперь не поможет,… ведите себя прилично,… не принуждайте нас к насилию… – слегка напускно сердясь, предупредил его Николай Васильевич. Из чего поэт сразу понял, с кем имеет дело, вновь загрустил, поник головой и поплёлся, полностью повинуясь Игнатьеву и Семчуку.
И надо же такому быть, именно в этот момент всю их процессию заметил Аристаша. Он как раз вышел из татарского привокзального трактирчика, где с удовольствием перекусил бараньими позами. А тут такая картина; его друзья ведут под руки какого-то хлыща-арестанта. Разумеется, у Аристаши мгновенно разыгралось любопытство. Да и повидать своих друзей ему тоже хотелось. Поговорить с ними о том, о сём, что-нибудь обсудить, или просто посудачить, уж это он обожал. Моментально догнав, Николай Васильевича, Аристаша пристроился к нему с боку, и как бы невзначай, эдак шуточкой начал разговор.
– День добрый, дорогой друг,… вот смотрю я на вас, и душа радуется!… Вон, опять себе работу нашли,… ведёте задержанного на дознание!… А я вот признаться, уже давненько сыском не занимался… – смешливо подметил он, отчего Николай Васильевич расплылся в приветственной улыбке.
Конец ознакомительного фрагмента.