Сказка Шварцвальда
Шрифт:
Не прошло и нескольких месяцев сладкой безмятежной жизни, как все наставления ведьмы были благополучно забыты, и Ирина устроила Денису первую показательную порку.
Тот майский день вообще был особенный, с самого утра он не задался, раздражение нарастало начиная с офиса, когда Людмила, ее свежее назначенная секретарша — референт позволила себе недвусмысленный презрительно насмешливый взгляд на внезапно зацепившиеся и поехавшие чулки начальницы. Только чудо спасло беднягу от неминуемого увольнения, звонок Царя остудил разгорающийся в душе Ирины пожар, отвлек от неминуемой экзекуции. Выйдя из кабинета с новым назначением в кармане, госпожа Кушнир уже не позволила себе опуститься до наказания глупой блондинки, правда дав себе обещание избавиться от нахалки при ее следующей малейшей оплошности… Итак, грядут перемены — босс только что назначил
По дороге домой злость и зависть бесследно испарились, их место прочно заняли самолюбование и восторг от осознания скакнувшей в небеса значимости.
Переступив порог и подставив губы для положенного поцелуя, Ирина с удовлетворением отметила про себя — Какое же это наслаждение — быть для человека Всем, его воздухом для дыхания, его водой для утоления жажды, его Солнцем для жизни… И это все Я. И Я не промену бросить камень в любого, кто посмеет оспорить это факт….
Что в тот вечер заставило ее начать профилактику? Его угодливый вопрос — неголодна ли она, его смущенная улыбка или ускользающий виноватый взгляд? Почему он старается не смотреть мне в глаза, что у него на уме?? По-моему он опять навеселе, опять приложился к бутылке… хотя, что ему еще делать, сидя целыми днями дома? Интересно он поднимается к Светке или в одиночку напивается? Думаю — один, к соседке ему запрещено заходить пол страхом смерти…
— Динечка, что-то мне глаза твои сегодня не нравятся. Признавайся малыш, где нашкодил?? — задала она закономерный вопрос, удобно расположившись в мягком шезлонге на балконе. Яркая вспышка его сигареты послужила ответом.
Денис молчал.
(Это становится уже интересным) мрачная мысль оставила на лбу Ирины еле заметную продольную морщинку. Молчать ему никто не разрешал.
Она заставила себя остановиться, лишь увидев его слезы.
Последнее время — ей доставляло странное удовольствие наблюдать процесс их появления, она, отчитывая собеседника и нагнетая атмосферу тем не менее четко следила за гранью, через которую переступить считалось фолом, ошибкой, за моментом скапливания влаги в уголках глаз. Сначала ее подопытные начинали прятать глаза, смотря вниз, в сторону, куда угодно, усиленно моргать, стараясь сдержать непроизвольную реакцию на обиду и унижение, и лишь не имея более возможности скрывать раздражение и злость, не находя более аргументов для защиты, они позволяли предательским каплям, предвестникам поражения, признакам слабости скатиться по щекам. В этот волшебный момент Ирина чувствовала странное, щекочущее возбуждение под ложечкой от утвердившейся власти над человеком, который склонился перед ней в молчании. Наслаждалась его растрепанным, уничтоженным, подчинившимся, признающим ее превосходство и правоту положением.
И на этот раз слеза, мелькнувшая в глазу у Дениса, заставила ее приостановить профилактическую работу по отработке выбранного курса партии и правительства.
Она затянулась сигаретой и внезапно замолчала. На смену беса за ее левым плечом в душу постучал ангел, зашептавший в правое ухо.
Бедный, заблудившийся в хитросплетениях человеческих пороков, припозднившийся херувим задал ей один единственный простой вопрос, заставивший праведную проповедь стать абсолютно бессмысленной
— Ради чего надо было затевать умопомрачительную историю с ведьмой?
И действительно, зачем, когда все вновь вернулось на круги своя. Ничего не изменилось у нее в душе, она так и не нашла сил простить своего легкомысленного мужа. За что, спросите прощать?
Ну да, как ни крути, он не признал своей вины. Сколько бы она его не испытывала, он не ответил ей ни на один вопрос, ни на косвенный, ни на прямой, не попался на ловко расставленные ловушки, хитрые двусмысленные уловки, не сознался, что у него была связь с ее пустоголовой подругой из семейства мелких серых грызунов. Он упрямо твердил, что завис с Джоном, и безусловно верный друг, проведший с Денисом не один день в грязных армейских окопах, подтвердил его алиби. Кто бы сомневался? Мужская порука и дружба, закаленная армией крепче внезапно вспыхнувшей женской ревности и униженного самолюбия. Черт его дери, этого тупого накачанного расписанного татуировками десантника, который сам никогда не пропускал ни одной юбки, но свято хранил тайну друга. Не пойман — не вор.
"Вот почему я и получаю истинное наслаждения, видя, как ты, Динечка, полностью зависишь от меня, от того мира, что я подарила тебе, никчемному инженеру, ни разу не создавшего ни одного достойного проекта, вот поэтому ты сидишь сейчас напротив и молча сдерживаешь слезы, которая вот вот скатятся по щекам. Ну что же — последнего выбора я тебя не лишу — плакать при мне или просто послать как можно дальше. Как я порой хочу услышать от тебя эти слова — заткнись и знай свое место, женщина. Но ты никогда мне их не говорил и вряд ли скажешь. Потому что ты никто, и звать тебя никак. Ноль без палочки…
— Все, пошли спать, малыш, я очень устала сегодня.
Ирина решительно затушила сигарету, встала с кресла и потрепала хмурого насупившегося Дениса по щеке. На одну лишь секунду ей показалась, что в глазах мужа промелькнуло отвращение. Какая разница. Ситуация стандартна, предсказуема, этот сценарий она лично написала несколько лет назад, и он никогда не нарушался. Он был безмолвно обоюдно одобрен. Диня подуется пару минут, а потом восстановит свое статус кво именно тем способом, что нравится Ирине более всего на свете. Приятно жить с мужем мазохистом, унизительная прелюдия на балконе выработала в нем сейчас достаточное количество тестостерона, чтобы подарить ей неплохой секс. В кровати она добровольно брала на себя роль жертвы, служанки, рабыни, исполняя все его извращенные ненасытные фантазии. Она позволяла ему самоутвердиться, не лишая при этом себя удовольствия. Как это наверное круто — трахать Королеву?? Что он чувствует в этот момент?
Пожалуй не плохо будет опробовать метод бандажа, который она один раз подглядела разбудив мышкой заснувший монитор забывчивого хозяина, начальника службы безопасности их холдинга. Сегодня точно было бы не плохо…
Вау!!! Вот эта девочка мне по нраву!!
Мария Фогель
— Лена, на самом деле Там нет Ада, все врут или ошибаются, используя наше духовное невежество… Ад здесь на земле. Лично для меня он начался со слезами обиженного на меня ребенка, когда я потакая дурным эмоциям и слабости брала на себя право унизить самого дорогого человечка на земле, мою дочь. Обидеть невзначай, или того хуже — намеренно, лишь потому, что у самой на душе царила тьма кромешная. А нижний, девятый круг моего личного Ада. Это…
Маша замолчала, боясь проговорить страшное, комок боли встал в горле, не давая вздохнуть, лишь позволив катиться неудержимым слезам.
— Машуль, пожалуйста, перестань. Не говори, если тебе не хочется… Или наоборот, наберись сил и откройся. Мы же подруги с тобой, как ни мне понять тебя, девочка моя. Говори, будет легче…поверь…
Лена подсела к Маше и осторожно обняла ее за хрупкие плечи. Столь естественный жест дружеского участия вызвал в Марии бурную реакцию. Она отпрянула от Лены, будто прокаженная, закрыла лицо руками и горько зарыдала. Подруга терпеливо ждала — она знала, чувствовала, что Маше обязательно надо выговориться. Ее состояние отупения, душевного анабиоза не давало Елене покоя уже долгое время. Она видела, что Маша замкнулась в капсуле душевной боли, она уходит, все более погружается в пропасть, откуда лишь единицы находят путь наверх. Ее затяжная депрессия уже дала первые плоды, она долгое время не работала, прикрываясь больничным, выписанным знакомым терапевтом, сидела как отшельник дома, не прекращая ни на день алкогольную терапию, женщина полностью огородилась от внешнего мира, от друзей, родных, она притаилась как раненный зверь в темной пещере где осталось место лишь дешевому вину, антидепрессантам и нелепым мечтам. Она почти сдалась, потеряла желание жить. Лишь дочь удерживала ее на поверхности. На нее оставалась последняя надежда.
Маша, прерывисто вздохнув, вытерла слезы и очень серьезно посмотрела на Елену. Та невольно сжалась в ожидании, предполагая нечто страшное.
— Лена (голос Марии дрожал, но она старалась четко проговаривать слова, будто на исповеди) Лена, я уже неделю не пью. Я больше не могу…не потому, что здоровье не позволяет. Плевала я на него. Нет…не поэтому.
На секунду Маша замолчала, а потом с невероятным усилием проговорила
— Я не возьму больше ни капли в рот, клянусь! Я изуродовала свою дочь!