Сказка Шварцвальда

Граменицкая Елена Владимировна

Хотя, могу тебе признаться, положа руку на сердце — от моей Снежной королевы я так же не мог ожидать ничего подобного. Она превзошла твою дурочку Маринку, она совершила ТО, что я не мог предвидеть даже в самом радужном сне, она в очередной раз удивила, хотя, почему я удивлен — моя Ирка была всегда намбер ван, я это знал, ты это знал и тихо постанывал от зависти, глядя на нее и меня… Коль любить — так королеву!

Когда я понял, что наступил самый что ни на есть ординарный пример пошлейшего классического анекдота о глупом любовнике, шмыгнувшим в платяной шкаф, я испугался, как может пугаться ребенок, да именно так. Увы, я струсил, я практически навалил с штаны…а как бы ты например поступил, мой друг?? Внутри все сжалось, я не верил в происходящее, затаил дыхание, как будто именно дыхание способно выдать меня, притаившегося за дверью

чужой спальни. Я молил только об одном, чтобы Ирина не вошла и не запалила меня… Как Валерия Ивановна, помнишь, когда она нашла нас с тобой в лабораторке, где мы готовили специальную гремучую смесь для физички… Да порой дурацкие детские мысли посещают нас в самый страшный момент в жизни. Но она не вошла, или мой ангел услышал отчаянный SOS.

Когда я уходил, точнее убегал, из чужой квартиры я уже понимал, что моя жизнь меняется, я зачеркиваю строки, казавшиеся важными, но теперь ставшие совершенно бессмысленными.

Знаешь, Джон, я никогда ранее не задумывался, что так может быть. Одномоментно, односекундно человек, занимающий в твоей жизни определенную позицию, играющий в ней одну из ведущих ролей, становится заштатным статистом. Призраком. Как будто сладкая пелена греха, окутывающая глаза падает и ты смотришь на мир глазами новорожденного, не испытывая при этом ни капли вины, или лишь совсем одну, единственную каплю. Ты желаешь, чтобы та, что стала ничем, не сильно страдала… Исчезла из жизни и не пыталась реанимировать почившее. Уж, ты, старик, меня поймешь точно!

Знаешь…

Мама всегда пыталась выбиться в люди, стремилась всю свою жизнь выбраться из барака, где жили ее родители, а потом находилась моя колыбель… Ей это удалось, но из барака, в трехкомнатный кооператив выбралась лишь ее оболочка, а душа, родившаяся в бараке, навеки осталась там. Барак — это судьба, мой друг! Да, служа Отечеству, великой партии большевиков, она забыла обо мне, или точнее сказать, таким образом, воспитывала во мне стойкий дух, но мне оно надо?? Я хотел маму, мечтал о сказках, которые должна была рассказывать мне она, а на самом деле читала нянечка в детсаде на продленной неделе. Я до слез завидовал детям, которых хорошие родители забирали каждый вечер домой в теплую постель, когда моя наоборот засиживалась на партийных собраниях, следуя своей сумасшедшей иллюзорной идеологии, так и не восторжествовавшей. Но за одно я ей благодарен — она воспитала во мне отвращение к бараку. Животную ненависть. Дала уверенность, что я никогда не повторю ее судьбу.

И тогда, убегая из панельной двенадцатиэтажки, показавшейся мне самым ненавистным и тоскливым местом на земле, псевдо бараком, я бежал за ускользающей мечтой к счастью, и успел запрыгнуть последний вагон, следующий в Эльдорадо.

Не пойман — не вор — так ты мне говорил, Джонни… Спасибо, друг, что выручил, подтвердил незамысловатое, наспех придуманное алиби.

Но вернусь к теме — чем удивила меня королевишна. Ты никогда не догадаешься…

Она призналась мне в любви… Прикинь!! Мне, только что слезшему с ее недалекой простушки — подруги. Если бы только призналась, нет, она делала это каждый день на протяжении месяца. Весьма неожиданно, пикантно. Чертовски возбуждающе. Я повсеместно находил записки от нее, как в детстве, как в старые добрые школьные времена, влюбленная девочка открывала мне душу, приближая шаг за шагом наступление вечера, когда я, уже изнемогая от желания ждал ее приезда из офиса. Правильно говорят, что в каждой женщине спрятана ведьма, так вот моя кудесница смогла сотворить почти невозможное она вернула нам страсть, острую, животную. Ту, что вновь скрепила наш почти развалившийся брак…

Вспоминаю ли я другую? Чуть не спросил — о ком ты? О Господи, о чем ты говоришь?? Стараюсь не делать этого, дружище… Зачем? Это уменьшает уровень комфорта. Отношения между людьми тогда имеют смысл, когда они комфортны обеим партнерам. Та женщина перестала выполнять нужную функцию, близлежащей промокашки — жилетки и теплой бесплатной дырочки. Прости, грубо, но правдиво. Неужели ты думал, что я собственноручно выберу местом обитания — ненавистный совковый барак, двенадцатиэтажную панельную башню? Только одна мысль меня порой мучает, если она сильно заморочилась после нашего расставания, пусть я ей побыстрее стану безразличен… Ведь, что греха таить, я не достоин ее, наивной блаженной дурочки, верующую в бескорыстную любовь и необходимость самопожертвования ради кого-то… Бедняге пришло

время повзрослеть…хотя… После тридцати трех — пожалуй это уже клиника.

Денис положил мертвую трубку на базу. Он часто говорил с воображаемым Джоном не потому, что не хотел набрать его номер, просто он не находил в себе силы признаться другу в абсолютной пустоте и одиночестве, поселившемся в его душе. Он придумывал все произнесенные ранее в пустоту фразы, лишь для того, чтобы хотя бы немного упорядочить мысли, которые уже на протяжении нескольких месяцев, подобно сумасшедшим броуновским пчелам метались в голове, мешая вести прежнюю размеренную жизнь образцового метросексуала и зачем далеко ходить, заурядного альфонса. Оно из великих человеческих достижений — признать истину, взглянув на себя со стороны трезвым незаинтересованным взглядом. Да, ну и что из этого? Альфонс, приживалка, нахлебник, жиголо, экскорт партнер, как много у меня имен, много масок, а суть одна — паразит. Ну — ну, негоже постоянно заниматься самоедством, каждый выживает по способностям, а умный по потребностям.

Мария Фогель

На третьем этаже панельной двенадцатиэтажки зажегся теплый свет, спрятавшийся под плетенным апельсиновым абажуром. Маша, на автомате заварила себе травяной чай, чтобы немного расслабиться после невероятно насыщенного событиями дня. Заглянувшая на огонек дочка, присела рядом и прижалась к уставшей маме. Взгляд Маши упал на почти заживший шрамик над ее губой. Взгляд всегда теперь падал только сюда, рана, собственноручно нанесенная ребенку служила вечным напоминанием и вечным укором, маяком, позволившем найти путь из мира безумия, почти поглотившем ее накаченный алкоголем разум.

Интересно, где тот маяк, что вернет их липких лап сумасшествия ее новую подопечную, Викторию Лазареву, молодую красивую женщину с невероятной судьбой.

Немного поговорив с дочерью о делах в школе, о новом мальчике, пришедшем с началом четверти в их класс, Маша нежно поцеловала зевнувшую девочку в лоб и пожелала спокойной ночи.

Оставшись одна на кухне, она сделала большой глоток чай и потянувшись, устало закрыла глаза. Итак, стоит ли мне сейчас хотя бы попытаться отделить зерна реальности от воображаемого бреда, нащупать объективные границы, обосновать ими услышанную историю, воспользоваться как фундаментом. Или сотканный рассказом Виктории сказочный замок будет смыт первой же волной прибоя. Маше были прекрасно знакомы симптомы параноидального психоза, развивающийся при хроническом алкоголизме, характеризующийся бредом преследования, выраженным аффектом тревоги и страха, двигательным возбуждением и импульсивными действиями. Пограничное состояние с притаившейся шизофренией. Виктория подтверждала каждый классический симптом и в тот же момент опровергала его. Она прекрасно осознавала опасность и приводила вполне обоснованные объяснения компрометирующим ее действиям. Если бы не состояние неконтролируемого амока, приступа безудержной ненависти к родной сестре, не несущего под собой ни одного реального основания, в момент которого она была госпитализирована полгода назад, то… можно было считать, что в частной подмосковной клинике содержится под замком талантливая симулянтка.

Если бы не жесткие факты, подтверждающие тогда абсолютную неадекватность восприятия реальности, самоизоляции, оторванности от окружающего, разрыв по собственной инициативе всех родственных и социальных связей… хотя…и это может быть признаком высочайшего душевного напряжения и перенесенной глубокой психологической травмы… И установленный доктором Ипполитовым диагноз прогрессирующего психоза можно будет ставить под сомнение. Но это будет только завтра, во время доклада главврачу, а сейчас у Марии Фогель есть возможность восстановить в памяти невероятный рассказ Виктории.

VIVA VENEZIA!

История Виктории Лазаревой.

— А кто такой Гай Лэндол? — с удивлением спросила Маша, не сводя глаз в бледной, словно полотно женщины, вытянувшейся в струнку на краю больничного дивана.

Несколько мгновений гнетущей тишины прервал судорожный вздох. Казалось даже столь невинный вопрос вызвал у собеседницы мучительную боль, ее прекрасное лицо помертвело, идеальный мраморный лоб прорезала глубокая морщина, навечно застывшая между высокими бровями вразлет грустной складкой.