Сказка Шварцвальда
Шрифт:
— Знаете ли Вы, Маша, что все участники ежегодного красочного паноптикума подразделяются на три основные группы, первую самую немногочисленную составляют коренные жители островной Венеции, для которых карнавал является одной из основных статей дохода, так как большинство из них занято в сфере обслуживания туристов. Они составляют здравомыслящее зерно происходящего массового помешательства, его стабилизирующий фактор. Вторую, основную часть, являют праздно шатающиеся по городу гости, стекающиеся в красочный и на время обезумевший город со всех концов мира. В зависимости от материального благополучия являющимися или зрителями и хроникерами происходящего сказочного
За ними из года в год сохраняются номера в самых лучших отелях города. Резервируются места на публичных и закрытых мероприятиях в рамках празднества. Они являются лицом и душой карнавала, его движущей силой, его вожделенными идолами, без которых само существование феерического и мистического действа окажется бессмысленным.
Гай принадлежал именно к этой касте. Сопровождая его на официальный прием во дворец Папафа, переместивший на следующий вечер важную публику в легендарный отель Даниели, продолжив костюмированное веселье на прогулке в гондолах по бесчисленным зеленым тенистым каналам, я наблюдала особый ритуал общения посвященных. Казалось, что мой новый знакомый знал абсолютно всех собравшихся участников праздника, вне зависимости, надеты на них маски и костюмы или устав от лицедейства и грациозных поз, аристократы сменили фантастический наряд на привычный для приемов смокинг или коктейльное платье, оставив на лице лишь намек на таинственность, провоцирующую на сомнение полумаску.
Принадлежность к особому, другому миру выдавала его с поличным. Это качество помогло ему безвозвратно похитить мое сердце и разум. Гай и тайна были неразделимы как брат и сестра, и с первых мгновений знакомства я попала в желанное рабство, заблудившись в таинственном лесу подобно Гансу и Гретель, следуя лишь заботливо рассыпанным хлебным крошкам. Умело расставленная ловушка захлопнулась незамедлительно.
"Я скрылся под одеждой и маской клоуна. Мои мысли, намерения, действия неожиданны. Я умею постоянно перевоплощаться и со смехом делать то, что многим может показаться запрещенным и непристойным. Любить, не любя….." провозглашал великий Джакомо Казанова, житель и невенчанный король Венеции, ее великий и бессмертный певец.
Так кем Гай был тогда? Я не ошиблась, употребив это наречие — именно Тогда — во время нашего знакомства, потому что с течением времени его образы менялись, ощущения путались, все сильнее привлекая меня к таинственному британцу. Уровень знания английского позволял мне без особых проблем понимать его, мои же попытки выразить чувства, что властвовали надо мной напротив вызывали у него снисходительные улыбки, он часто говорил
— Мисс Ирина, будь спокойна, я читаю ответы в твоих прекрасных глазах, ну а если они касаются нежных губ, то я испытываю истинный восторг, вне зависимости от правильности построения предложения или выбранной формы глагола. Ты чудо, я наслаждаюсь каждой секундой, проведенной рядом тобой.
Его голос и слова наполняли мое сердце неземным блаженством и я, забыв об осторожности плыла по волнам искушения. А искушать он умел всегда.
Помню ожоги от пристальных взглядов как престарелых масок, так
Мой бедный разум был полностью затуманен присутствием особого, совершенного и долгожданного мужчины и не реагировал на тщетные попытки подсознания указать на скрытую опасность… Откуда ей взяться в праздничном ликующем городе?
В его образе все казалось восхитительным, провокационным, и тем более желаемым. Слегка настораживала пара внешних особенностей, как странного вида полу зеркальная оправа и кольцо на правой руке, которое он постоянно нервно крутил и двигал, будто оно натирало или сдавливало ему палец.
В один из вечеров, сидя в ресторане своего отеля на набережной Канале Джедукка, он, предвосхитив мой вопрос, снял очки, и предстал передо мной во всей красе. Его больные глаза были причиной ношения образа гротескного флибустьера, неприглядная пелена на левом глазу, бельмо, уродство пряталось за зеркальным затененным стеклом. Ему не потребовалось объяснений, я все поняла без слов, взглянув в здоровый внезапно увлажнившейся слезой глаз, второй напротив остался сухим и мертвым, будто зашторенным окном в мрачный потусторонний мир. Тогда я, набравшись смелости, протянула руку и дотронулась до его холодных пальцев.
Гай опустил голову вниз, его губы дрогнули в благодарной улыбке.
— Видела бы ты меня год назад, Я был истинным чудовищем, с мерзкими бельмами на обоих глазах, зрение упало практически до нуля, я не мог водить машину, да что говорить, я не мог существовать в обществе, не испытывая омерзения к отражению в зеркале. Я панически боюсь врачей, моя мама погибла, недалекие и безрукие эскулапы не смогли остановить кровотечение после невинного аппендицита, поэтому я до последнего откладывал операцию на глазах, но теперь жалею, что не решился на нее раньше… Если бы не моя детская фобия, то я бы не смущался, сидя сейчас с такой красавицей как ты…
Его красивые губы растянулись в широкой улыбке, обнажив белоснежные зубы.
Невольная мысль, — ты специально принижаешь свои достоинства, сердцеед, — промелькнула в голове и была незамедлительно прочтена собеседником.
— Я не льщу себе, что греха таить, женщины всегда испытывали ко мне непрестанное влечение, жалость к слепцу еще сильнее укрепляла его и многие на моем месте воспользовались бы расположением слабого пола, но, не я, видевший свое истинное лицо каждый день в проклятом стекле и вынужденный прятать его за зеркальными очками. Я всегда был почетным членом клуба Уродов, неугомонным комедиантом их цирковой труппы и не желал его покидать…
— Не говори так, Гай, теперь все позади, осталось сделать последнее усилие над глупым детским страхом… и все мостовая будет усеяна осколками женских сердец…
Он промолчал, лишь вновь улыбнулся благодарно и тепло, скромно опустив глаза. По его лицу скользнула грустная мысль или воспоминание. Он растерянно глядел на тихо плещущуюся антрацитовую воду канала, по которой плыли дрожащие блики разноцветных фонариков, растянутых по периметру террасы, на качающиеся на волнах среди полосатых причальных столбов призраки одиноких гондол. Гай молчал. Прошлое настигло его в тот момент и не хотело отпускать. Единственный здоровый глаз отражал блик свечи, дрожащей на столе смешанный с подкравшейся слезой, там роились призраки его прежней жизни, в которую он так и не пустил меня тогда.