Сказка спутанных миров
Шрифт:
– Нуу… Если стоять рядом, то, конечно, с ног сдует, – прокомментировал Ролик, – но так, издали – ничего особенного.
– А что ещё такого «неособенного» есть в этом мире? – опасливо спросил Акопян.
– Ничего такого, что страшнее чего-либо в нашем мире, – вдруг отрезал Оганесян. На самом деле, он тоже здорово испугался и совсем не был уверен в своих словах, но он хотел заранее заткнуть болтливого аралеза, пока тот не рассказал Розе действительно страшных вещей. Кроме того, он сам не очень-то хотел заранее знать про какие-то местные страсти-мордасти, потому что был уверен – чем меньше знаешь, тем меньше беспокоишься! Ведь когда боишься заранее, это очень подрывает силы в ситуации, когда надо действовать, а если заранее не
– Вот слова не мальчика, но мужа! – восхитился аралез, – а то всё «рыло», «рыло», «собачье дело»! – Ролик явно был до сих пор обижен на слова Оганесяна про «не твоё собачье дело».
Герои молча двинулись дальше. Лес становился всё глуше и мрачнее, деревья стояли всё плотнее, тянулись всё выше, ветви их становились всё разлапистей и узловатей, а листва уже почти совсем закрыла небо. По веткам время от времени мелькали какие-то зверьки, некоторые из них, заметив путешественников, скалили зубы и шипели, но потом пропадали в листве. Розовая дорога никак не хотела быть прямой, сворачивала то влево, то вправо, иногда давала здоровый крюк, чтобы обогнуть невысокий холмик, через который спокойно можно было перевалить за десяток-другой шагов. Один раз дорога раздвоилась перед большущим толстым деревом, обогнула его с двух сторон и снова слилась в свою розовую речку. Получилось, как будто дерево выросло посреди дороги, раздвинув дорогу вокруг себя. А может, именно так оно и было.
Роза устала идти, теперь это путешествие уже совсем не казалось ей таким весёлым и захватывающим, как вначале. А монотонный хруст под ногами, тихие вздохи деревьев, совершенно однообразный пейзаж утомили Розу не только физически, но и душевно. Приключения казались теперь недосягаемыми, а цель путешествия глупой и неоправданной. Если б Роза осталась в родном мире, наверняка было бы гораздо интересней! Синие растения, зелёное небо, говорящие камни, дэвы – кто знает, что ещё захватывающего там появилось, пока они идут по этой однообразной дороге из крошеного розового туфа! Кроме того, не мешало бы уже перекусить, но они только шли и шли вперёд, пахлаву берегли «на крайний случай», а дядя Оганесян категорически не позволял Розе даже попробовать какой-нибудь плод этих чешуйчатых деревьев (хотя Ролик уже сгрыз их пару, и ничего – рога у него не выросли, а хвост не отвалился!). Только с водой им повезло – они уже пару раз проходили мимо прохладных родничков, дядя дал добро попить, пустив Ролика вперёд попробовать воды.
Дорога обогнула очередной холмик и вдруг вывела путешественников на круглую полянку, прятавшуюся за этим холмиком, где явно творилось что-то недоброе.
В центре полянки стояло несколько неуклюжих строений, совершенно непонятного назначения. На первый взгляд казалось, что это остатки сломанной детской площадки, но приглядевшись, стало понятно, что дети здесь явно не играли. Во-первых, всё, что можно было бы назвать спортивными турниками или какими-то лазилками, было сделано не из изящных гнутых труб и отполированного дерева, а грубо выковано прямо из цельных кусков металла, никогда не знавшего ни весёлой расцветки (в какую обычно красят детские площадки), ни вообще какой-либо краски и годами ржавело под открытым небом. Деревянные перекладины, перила и ступеньки были так же грубо сколочены из необработанных бревен тех же чешуйчатых деревьев, разной толщины, и наполовину сгнили вместе с чешуйками. Некоторые были ещё и обуглены. Во-вторых, размеры этих «турников» были великоваты даже для взрослого человека. То есть если эта полянка и была когда-то детской площадкой, то разве что для каких-нибудь дэвов. В-третьих, среди «детских лазилок» стоял здоровенный закопчённый чан с ржавого цвета жижей, из которой торчало несколько чешуйчатых палок. На конце одной из них висел потускневший медный колокольчик. Похоже, «детская площадка» была каким-то приспособлением для колдовства или гнусных жертвоприношений.
Герои подошли поближе и стали рассматривать уродливые строения. Ролик обнюхал котёл, пописал ему на бок, встал на задние лапы и заглянул внутрь. Акопян пробовал на прочность перекладину, зажатую между двумя брёвнами-столбами на уровне груди – видимо, прикидывал, можно ли на ней подтягиваться. Оганесян профессиональным полицейским взглядом осматривал другой «турник» из обугленных коряг, утыканных безобразными шипами – видимо, пытался представить, для чего это и что здесь произошло. Роза подошла к здоровенному кривому бревну, одним концом упирающемуся в землю, а другим концом сильно напоминающим голову змеи.
И вдруг это бревно шевельнулось и открыло на змеиной голове тусклые жёлтые глаза с вертикальными зрачками! Это было не бревно – это была действительно огромная толстая змея, привязанная к бревну! Просто и змея, и бревно были покрыты похожими чешуйками, поэтому издали выглядели как одно целое.
Роза в ужасе отпрянула.
Змея открыла пасть и застонала. На её теле появились светящиеся полоски, и Роза увидела, что это какая-то верёвка, которой змея привязана к бревну. Очевидно, змея пыталась сбросить путы, но верёвка проявляла магические свойства и начинала светиться, не выпуская змею из своих объятий. Чем отчаянней извивалась змея, тем ярче светилась верёвка.
Испуг у Розы прошёл, ей даже стало жалко связанную змею.
– Бедненькая, – сказала она, подходя ближе.
Змея сфокусировала свой жёлтый взгляд на Розе. И вдруг, с негромким хлопком, змеиная голова превратилась в человеческую! На героев смотрел седовласый старик. Глаза его были полны мудрости и печали. Светящиеся путы заискрились, видимо, им не понравилось превращение змеи и они пытались сдержать её магию, вернуть обратно змеиный облик. Голова старика стала странно подёргиваться, будто по экрану телевизора побежала рябь от помех. Глаза из человеческих на мгновение опять стали змеиными, и так несколько раз.
– Да это же Шах-Марар, змеиный царь! – воскликнул Ролик, – как тебя угораздило попасться?
– Захватила Кахард меня злая, – тихим печальным голосом сказала голова, – и колдует, силы лишая. Я в лесу искал место заветное, а она подкралась, незаметная, и опутала сетью волшебною да сказала слова непотребные. Привязала меня к столбу-дереву, отобрать у меня захотелось ей и слезу, что излечит побитого, и слюну, что весьма ядовитая, и мозги мои съесть вознамерилась. Вот и сила моя поумерилась, утекать стала змейкой печальною да злодейке копить инфернальную магию тёмную, жуткую, страшную, ублажать её душу продажную. Помогите мне, люди отважные!..
Тут Шах-Марар смолк, так как прямо рядом с ним из ниоткуда возникла сгорбленная старуха с огромными грязно-болотного цвета глазами под косматыми бровями. Волосы её были всклокочены и перепутаны, и отовсюду в эту безумную прическу были понатыканы всевозможные полезные (и не очень) в колдовстве и быту предметы. Видимо, старуха использовала свои волосы как дамскую сумочку.
Ролик зарычал, Оганесян и Акопян схватились за пистолеты, а Роза от неожиданности выронила корзинку с пахлавой.
Кахард запустила руку себе в волосы, проворно пошарила в своей «дамской сумочке» и вытащила на свет маленькую корявую палочку. Крикнув что-то вроде «карамала!», она сломала палочку пополам. Из разлома с гулким «пух!» вылетело облачко зеленоватого газа и завоняло тухлыми яйцами.
Ролик вдруг упал наземь, словно сверху его прихлопнули мухобойкой или прижал к земле здоровенной лапой огромный невидимый зверь.
Пистолеты в руках полицейских превратились в клубки отвратительных склизких дождевых червей, и они оба, как по команде, выронили их из рук, потом схватили друг друга как будто в дружеских объятиях. Правда, эти объятия были настолько сильными, что на руках мужчин от напряжения вздулись жилы, и они стали сдавливать друг друга, словно пытаясь задушить, раздавить в объятиях. Акопян (а он был ощутимо меньше Оганесяна и ростом, и комплекцией) начал хрипеть и задыхаться.