Сказка в дом стучится
Шрифт:
— Я не хочу обсуждать с тобой Марианну.
Я не специально выдержала паузу: не хотела ничего добавить, не ждала реакции Валеры — просто ком встал в горле, очень похожий на детскую обиду.
— Давай спать, — прошептала сразу, как вернула себе возможность дышать полной грудью. — А то твой будильник будет звенеть просто так. Ты же не на часах его поставил?
— Нет, — протянул Валера, нахально хихикнув. — Я втихую уходить не собираюсь. Мы ещё с утра поскандалим обязательно. На удачу!
Я толкнула его в грудь затылком — Валера нехотя от меня отвалился, но ладонь с волос не убрал: заботливый!
— Саша…
Боже, что…
— Что? — повторила я уже не про себя, а в голос.
Но по-прежнему с закрытыми глазами. И тут — раз и открыла их, поняв, что это не Валера…
— Я есть хочу…
— Вы что, издеваетесь?! — это уже взревел Терёхин, не поднимая, правда, головы от подушки. Руку поднял: в ней сейчас светился телефон. — Половина седьмого! Какое жрать?
— Я есть хочу, — повторил Арсений.
Получилось смешно — будто воспитывал отца, хотя даже не услышал его, наверное: просто канючил свое, так как я по первому слову не подорвалась бежать на кухню. Смотрела в его абсолютно выспавшиеся глаза и соображала, есть ли какое-то средство уложить его спать… Не нашла ничего лучше, как откинуть одеяло — очень даже приглашающе. Терёхин-старший и секунды бы не раздумывал, сразу же прыгнул бы ко мне в кровать, но младший стоял на месте столб столбом. Даже не мигал своими ясными фонариками.
— Есть хочу, — повторял, как заведенный. — Ты сказала, сваришь кашу.
Терёхин рычал что-то в подушку, а я пыталась расстаться со своей, но волосы, кажется, приклеились к наволочке суперклеем.
— Сейчас… Подожди…
Ребенок стоял у кровати и никуда уходить не собирался. Даже не подвинулся, когда я свесила на пол одну ногу. Вторую пришлось вынимать из-под одеяла еще осторожнее. Облачать их во что-то я не стала, да и не во что было — шкаф далеко, а ребенок близко и уже за руку схватил, чтобы не сбежала от него, голодного, обратно в теплую кровать.
В квартире было не по-летнему холодно — спать тебе, Алечка, по ночам надо, а не шалить по всем фронтам, что с детьми, что с их папочкой… Сейчас бы еще вспомнить, как мультиварка включается, а то в кастрюльке я ему могу только манной каши сварить, да и то с комочками получится — нет ситечка и кисти, чтобы растереть клейстер.
— Долго еще? Я есть хочу…
Спросил, не выждав и пяти минут. Я ведь только на кнопку нажала!
— Почему же ты есть хочешь? Вы же на даче так рано не завтракаете.
Сеня пожал плечиками и подтянул колени к носу — сидел на стуле болванчиком и качался из стороны в сторону, или это у меня все плыло перед глазами. Зажмурилась — не помогло. Поможет только сон, пусть даже с комочками… Я его, не жуя, заглочу.
— Дай бублик…
Такой жалостливый голосок, да и взгляд туда же! Сразу узнаешь талантливого ученика Баронессы.
— Нет. Нельзя. Кашу потом есть не будешь.
— Я все буду.
— Нельзя.
Он надулся. Да ну и пусть! Я ему не мама, даже не няня, я — просто Саша, а просто Саша может быть злой тетей. А она действительно злая тетка, когда не выспится, а не высыпается она с того самого момента, как вы, милые, возникли непрошеными гостями в ее жизни…
Боже, как легко говорить о себе в третьем лице… Но вот подойти к зеркалу — да даже к стальной дверце холодильника — страшно, потому что там она, нет — я, живая и со своими собственными правами, которые хотят заменить одними только обязанностями.
— Давай картинки посмотрим, и не заметишь, как полчаса пробегут…
Не дожидаясь от рыжего будильника согласия, я перетащила его к себе на колени и положила перед нами на стол телефон — сердце беспокойно забилось не от близости чужого ребенка, а потому что телефон высветил мне начало сообщения от Волкова: я не хотел тебе все испортить… Я остановила движение пальца: нет, сейчас меня интересует только Арсений и гречневая каша.
Давным-давно — в прошлой жизни, кажется, — я помогала Игорю с разработкой детских творческих занятий, и планы уроков мертвым грузом продолжали лежать в моем гугл-драйве. Пытаясь выбросить из головы Волкова, я кликнула на имя Энди Уорхола. Тогда мне пришлось долго объяснять Игорю, что в наследии этого художника можно найти много полезного для творческого развития его подопечных. Картинки поп-арта привлекают буйством красок и похожи на готовые раскраски: в них легко прослеживаются четкие контуры и видна работа с цветом. Детям я предлагала для творческой игры портрет Мэрилин Монро, Четыре Панды и два варианта Четырех Цветов.
Будь под рукой принтер, я распечатала бы шаблоны и, вручив малышу цветные карандаши или даже фломастеры, получила бы долгожданную свободу на полчаса, а то и больше. Однако, кроме телефона и языка да огромного желания убить время, у меня ничего не было. Что ж… Панда будет кормить нас бамбуком, пока мультиварка не накормит кашей.
— Ты знаешь, что такое фон? Знаешь, что цвета бывают теплыми и холодными? Светлыми и темными? Смотри, какие разные у нас медвежата… Как думаешь, на этой картинке день или ночь? А это какое время года? Сколько всего времён года? Назови. Думаешь, вот это весна. А, может, лето?
А, может, я много на себя взяла и сама все испортила? Без Волкова. Но я не прочитаю сообщение от него, пока не выпровожу всех из дома. Звонить ему бесполезно. Дрыхнет. Это у меня не поймёшь, где день, где ночь, где чёрное, где белое, где правда, где ложь, где надо молчать, а где кричать… От бессилия! Полного!
Глава 61 “Большая ложка”
— Эта твоя ложка была очень маленькой и поэтому не считается…
Ложка была достаточно большой, чтобы съездить ей по лбу тому, кто не дал мне спать, полчаса спрашивал про кашу и остановился на середине тарелки со словами, что «сыт». Кое-как договорились еще на четыре ложки — ровно столько, сколько ему годиков. Тогда и выяснилось, что день рождения выпал у него ровнехонько на воскресенье. Пока ещё трёхлетка подвох с ложкой не раскусил и покорно съел следующую. Ну, а что мне оставалось — ложечка за маму, ложечка за папу тут не вариант. Папа за час так и не вылез из кровати: не удивлюсь, если уснул сном младенца. Возможно, ему со мной под боком тоже не спится — все же пять лет — приличный срок для того, чтобы привыкнуть к личной свободе. Даже если на словах все не так…