Сказка в дом стучится
Шрифт:
— Не только куклы… — буркнул Валера, ставя на асфальт первый ящик.
Я прижала к груди его пиджак — он пах… Не понятно, чем именно… Аромат терялся во влажном воздухе. Но я точно знала, что это мужской запах, и мои ноздри возомнили себя лошадиными…
— Тебе количество нравится или качество? — донесся до меня вопрос Валеры, и только тогда я увидела рядом с ним пирамиду уже из шести контейнеров.
— Мне нужно количество, чтобы сохранить качество, — попыталась я улыбнуться не очень нервно. — Куклы очень ревнивые создания. Они любят быть в коробке
Валера смерил меня взглядом, но ничего не сказал. Вытащил смотанный кабель и пошел открывать капот. Увидит нас мать — все, капец. Только бы ее не дернуло сегодня уйти с работы пораньше. Типа, голова болит о непутевой дочке. А она ж действительно непутевая, эта дочка. Осталось только сопли подтереть дорогим пиджаком.
Глава 23 "И что теперь мне делать?"
— И что теперь будешь делать?
Теперь Валера висел на раскрытой водительской двери, уже в пиджаке, пусть и не застёгнутом, а я держалась за руль, словно машина, даже заведенная, могла поехать без моего на то желания. Поехать могла только крыша. И ее у меня снесло. На что я подписалась? Как я снова оказалась в плену Терёхинских денег? Я ничего и никогда у них не просила, но получала все. Прямо по-воландовски! Черти проклятые!
— В Мегу съезжу.
— А что тебе там надо?
— Ничего. Только аккумулятор подзарядить. Ну, цветочек, может, куплю.
Он не отходил от двери. Вылезать из машины не было никакой нужды: сумка лежала на соседнем сиденье, крокодилов он убрал самостоятельно, кукол тоже, багажник захлопнул. Но не могла же я хлопнуть перед его носом дверью. Пора и самому честь знать — валить в школу, за сыном.
— А если застрянешь? — продолжал он ненужный трёп.
— Попрошу кого-нибудь прикурить. Валера, тебе пора…
— Знаю… Я умею следить за временем. Позвонишь мне, сказать, что у тебя все хорошо? Что ты доехала? И нашла цветочек по душе? Я думал, бабки Йожки только мухоморы коллекционируют.
— Их в Меге не продают, но у меня в багажнике целый контейнер мухоморов собственного производства. Так что придется покупать орхидею. Маме подарю в качестве извинения за то, что непонятно с кем провела эту ночь, заставив ее изрядно понервничать.
— Поменьше тебе таких ночей, непонятно с кем…
Он убрал одну руку. Только одну. Она понадобилась ему, чтобы согнуть указательный палец.
— Вылези на пару слов. Рав без тебя не уедет. И я без тебя не уеду. И тогда в опеку точно доложат, что я нерадивый отец. А когда я скажу, что это баба Яга меня не отпускала, меня точно упекут куда-нибудь, подальше от подрастающего поколения…
Валера протянул мне руку, и пришлось отпустить руль. Он отпустил дверь, чтобы я могла воспользоваться приглашением — ага, оказаться в его объятиях. Почти. Он успел сделать шаг назад, и я опустила ноги в шаге от него, лишь чудом не оттоптав ботинки.
— Мир, дружба, жвачка? — усмехнулся он, отпуская мою руку.
Нет, не убрал свою, а начал взбираться по моей руке, через плечо к уху, чтобы заправить за него волосы.
— Мне кажется, баба Яга, ты на меня злишься. А я ведь как лучше хочу. Одна машина не заводится, потому что старая. Другая, потому что на ней никто не ездит. Мы все с тобой делаем правильно.
— Нас не поймут, — выдавила я пересохшими губами.
— Да и плевать. Главное, что мы друг друга правильно понимаем. Ты не злишься на меня? Действительно не злишься?
Я мотнула головой.
— Тогда обними.
Я замерла.
— Как обняла дядю Сережу. Мне было жутко обидно на вас смотреть.
Шея затекла, но мне все равно нужно держать ее лебяжьей, чтобы быть с ним на одном уровне.
— Я с тобой никогда не обнималась, — повторила я то, что уже ему сказала.
— Потому и обидно. Со всеми обнималась, а со мной — нет. Что я, прокаженный в нашей семье? Ну, — повторил, когда я так и не подняла рук.
Впрочем, и он своей не убрал от моих волос. Хорошо еще волосы мертвые, ничего не чувствуют.
— Скажи спасибо за то, что я избавил тебя от неприятного утреннего сюрприза и вызова такси.
Я подняла руки, вытянула их вперед, точно какой-то робот. Пальцы сами нашли ткань рубашки. Они двигались так осторожно, что, кажется, не потревожили воздуха, скопившегося между тканью и кожей. Терёхин не выдержал и схватил меня сам, и я лишь чудом успела ткнуться носом ему в грудь, а не в губы. Он не стал настаивать на поцелуе. Только сильнее прижал меня к себе.
— Ты теплая, — уткнулся губами мне в макушку. Голос его сделался при этом глухим. Или это я оглохла от его близости? — Значит, живая. А то мне вдруг стало казаться, что ты мираж, и я просто перепил этого проклятого Лагавулина.
— Валера, отпусти меня, пожалуйста, — пропыхтела я в галстук, чувствуя, как уже и из ушей начинает валить пар.
Мне нужно валить от Терёхина — и чем быстрее, тем лучше.
— Не хочу тебя отпускать. Я давно никого не обнимал у всех на виду. Не представляешь, какое это прекрасное чувство. Как в юности, — продолжал он трогать губами мне волосы, которые проводили электричество к мозгам.
Перед глазами у меня уже сверкали опасные молнии. Ужас, а если он тоже чувствует их разряды… Ну, конечно, чувствует — дурак, что ли? Вот на кой он мне сдался? И на кой ему нужна я? Только бы не для того, чтобы взять реванш перед сестрой, только бы…
— Валера, я не обнимаюсь под окнами собственного дома, — пыталась я сохранить хоть какое-то достоинство в собственных глазах.
Позволила собой командовать — одним махом, одним объятием, перечеркнула все мною сказанное…
— Не любишь адреналин? — продолжал он свой безжалостный набег на мою несчастную гордость.
— Не люблю, когда кто-то использует меня в своих целях. Например, лечит мною свои комплексы, — ко времени вспомнила я, что лучшая защита все же нападение.
Терёхин тут же отстранил меня, но рук не убрал, пусть те со спины уже вернулись мне на плечи.