Сказки Амаду Кумба
Шрифт:
Кари-сирота
Все, что говорит малыш мавр, он слышал под родительским шатром.
До вступления в хижину мужчин молодые учатся кое-чему от всех — соседей, чужих людей, друзей и подруг, товарищей их игр. Но только родители могут по-настоящему воспитать своего ребенка, пока он мал и не ушел еще из отцовского дома и родной деревни. Правда, хотя ребенок не выходит в широкий мир, мир приходит
Но… Все-таки…
Обязанности, служба и все то, чего требует от нас наше происхождение или положение, — все это отступает порой перед повседневными заботами, перед нуждой…
Бывают времена, когда своя рубашка всего ближе к телу, и прежде чем лечить других, необходимо исцелиться самому.
Вот тут уж приходится не то что уклоняться от долга и обязанностей, а просто забывать о них. Ибо этот долг и обязанности не должны напоминать нам о себе в такое время.
Ведь утопающий за соломинку хватается. Ку бёг де веку!
Из-за неурожая голод царил во всех домах, во всей округе. Амбары были пусты уже много лун, и все мужчины давно ушли на восток, в более благополучные края, на поиски проса, маиса или риса.
Самба ожидал холодной ночи, чтобы пробраться по деревне до своего дома с двумя бурдюками риса, которые свешивались со впалых боков его осла. А Кумба, его жена, поднялась в ту ночь до рассвета, чтобы пойти собирать листья щавеля, которые еще пробивались кое-где из земли, не уродившей в этот злосчастный год ни арахиса, ни проса, ни маиса, ни фасоли…
Если ты решишь провести время, как тебе хочется, и целый день или хотя бы час делать то, что надумал, часто, слишком часто оказывается, что наша жизнь от нас не зависит и нашим временем распоряжаются другие…
Рано утром Кумба вместе с дочерью Кари готовили на кухне принесенный Самбой рис, приправив его чахлыми листьями щавеля, собранными в поле. И вдруг толпа подруг и гриоток появилась у входа. Они кричали, хлопали в ладоши. О возвращении Самбы в деревне узнали потому, что утром заревел его осел. Из всех ослов, ушедших со своими хозяевами, лишь он один вернулся…
Кумба оставила Кари на кухне и плотно прикрыла дверь.
Пошли у женщин пересуды, болтовня, хохот, галдеж. Всякая спешила что-то рассказать или подать совет. Когда разговор иссяк, две подружки попросили своих гриоток поправить им прически, а третья потребовала иголку и принялась чинить вышивку на кофте.
Словом, время шло, а Кумба как радушная хозяйка, которая помнит о своих обязанностях, ни на минуту не могла отойти от гостей.
Но каждый должен знать, что всему есть предел — даже гостеприимству.
Часы бежали… А подруги Кумбы и гриотки все болтали в ее хижине.
А ее дочка Кари все помешивала в котелке рис со щавелем.
И Самба, беседовавший со стариками на площади, в тени дерева, видел, что из толпы подруг жены и гриоток, уже давным-давно вошедших в его дом, ни одна не вышла обратно. Поэтому он не спешил к себе и неторопливо беседовал со старцами, рассказывая им о своем неудачном путешествии на восток.
Маленькая Кари очень волновалась — рис был давно готов, и она не знала, что делать…
Часы бежали… А подруги Кумбы и гриотки все болтали в хижине.
Маленькая Кари отбавила угольков, на которых кипел котелок с рисом и щавелем.
Конечно, всему есть предел — да только не тем обязанностям, за которыми стоит «сикк», забота о том, «что люди скажут». И никогда хозяйка дома не даст понять своим веселым гостям, что их посещение слишком уж затянулось.
А часы все шли!
А подруги Кумбы и гриотки все болтали в хижине Кумбы!..
Наконец Кари, дочь Кумбы, вся в слезах вышла из кухни и побежала в хижину матери, где по-прежнему болтали гостьи.
Слезы ребенка видеть тяжело, особенно женщинам, у которых есть свои дети. И все подруги Кумбы и гриотки бросились к Кари, удивленно и жалостливо восклицая:
— Вай! Кари! Вай! Вай! Лан ла? (Что такое, Кари? Что случилось?!)
А Карн заливалась слезами:
— Мама! Мама! Сегодня у колодца я слышала слова, от которых у меня заболело сердце.
— Что ты такое услышала? — забеспокоилась Кумба. — Скажи скорее, девочка!
— Мама, Поспел-котелок сказала мне, что она старше тебя!
— Вот лгунья! — возмутилась Кумба. — И она говорит это при всех, у колодца? Поди спроси у нее, у этой бесстыдной воображалы, где она была в год йека дёп (прикрой, на стол накрой)?
И Кари, успокоенная, вернулась на кухню. Матери не пришлось добавить ни слова.
Подруги Кумбы и гриотки, устав болтать и кричать в хижине, так и убрались не солоно хлебавши, когда солнце стало клониться к морю. И гордые тем, что их уроки не прошли даром для дочки, Самба и Кумба вместе с нею сами съели весь рис со щавелем.
Время шло…
Настали лучшие дни. Погода смилостивилась, щедро рожала земля. Благоденствие вернулось почти во все семьи, пришло оно и в семью Самбы.
Маленькая Кари, Кари-умница, еще больше поумнела, а хорошела она день ото дня. Кумба не нарадовалась на дочку и позволяла ей надевать самые лучшие свои украшения.
Счастье может не бегать по дорогам и не выставлять себя напоказ — его и так приметят два его заклятых врага, Бетт и Тжатт (глаз и язык). Они знают, где его отыскать и как нанести смертельный удар под ребро. Чем больше восхищается глаз, льстит и хвалит язык, тем больше поддается счастье яду этих похвал. Оно слабеет или вдруг рушится, как падает с дерева заманчивый спелый плод.