Сказки американских писателей
Шрифт:
— Ты умеешь читать по-арабски, — сказал он. — Предположим на мгновение, что мы отправляемся в башню, дабы проверить действие заклинания; если нашу затею ждет неудача, мы решительно ничего не теряем, если нас ждет успех, мы разделим поровну найденное.
— Погоди! — воскликнул магометанин. — Это заклинание само по себе не обладает никакой силой; его необходимо читать при свете свечи, изготовленной по особому способу, и притом из таких веществ, достать которые не в моей власти. Без этой свечи свиток бессилен.
— Ладно! — вскричал маленький гальего. — Такая свеча существует, я её принесу в мгновение ока.
Промолвив эти слова, он пустился домой и вскоре явился с огарком восковой свечи, тем самым, который он нашел в ларчике сандалового дерева.
Мавр
— Эта свеча, — сказал он, — изготовлена из желтого воска, к которому добавлены редкие и драгоценные благовония. Именно о такой свече и говорит рукопись. Пока она горит, заклинанию послушны крепчайшие стены и наиболее сокровенные тайники. Но горе тому, кто замешкается и даст ей угаснуть. Расступившиеся стены сомкнутся, несчастный попадет под власть чар и навеки останется вместе с сокровищами.
Они условились испытать заклинание в ту же ночь. В поздний час, когда не бодрствует никто, кроме сов и летучих мышей, они поднялись на поросшую лесом гору Альгамбры и подошли к страшной башне, окруженной деревьями и прославленной множеством жутких преданий. Пробираясь при свете фонаря сквозь заросли кустов и груды камней, они отыскали вход в её подземелье и со страхом и трепетом сошли по ступеням лестницы, пробитой в скале. Она вела в пустое, сырое и мрачное помещение, из которого новая лестница спускалась в ещё более глубокий подвал. Подобным образом им пришлось пройти по четырем лестницам, спускавшимся через такое же количество расположенных одно под другим подземелий, причем пол четвертого оказался глухим и непроницаемым, и хотя, согласно преданию, под ним находились ещё три подземелья, утверждали, будто проникнуть в них невозможно, так как доступ в эту часть башни преграждают неодолимые чары. В этом подземелье было сыро, холодно и пахло плесенью, а фонарь бросал лишь несколько слепых и тусклых лучей. Мавр и гальего некоторое время томились здесь ожиданием, пока наконец не послышались отдаленные и глухие удары часов на сторожевой башне. Пробило полночь. Лишь только замолк последний удар, они зажгли восковую свечу. Распространился запах мирры, ладана и стираксы [37] . Мавр глухим голосом принялся читать заклинание. Не успел он окончить, как из-под земли послышался гул. Земля задрожала, пол расступился, и под ним открылась новая лестница. Трепеща от страха, они сошли вниз и с помощью фонаря обнаружили, что попали в подземелье, стены которого испещрены арабскими надписями. Посредине находился большой окованный семью стальными обручами сундук, по краям которого сидели в полном вооружении два очарованных мавра; они были неподвижны как статуи, ибо пребывали во власти колдовских чар. Перед сундуком стояли кувшины, наполненные золотом, серебром и драгоценными камнями. Погружая в самый большой из них свои руки по локоть, наши кладоискатели всякий раз вытаскивали пригоршни монет из светлого мавританского золота, браслеты и другие золотые украшения, а иногда им попадались роскошные ожерелья из заморского жемчуга. Дрожа всем телом, почти задыхаясь от волнения, набивали они свои карманы добычею и тревожно косились на двух угрюмых и неподвижных зачарованных мавров, смотревших на них немигающим взглядом. Наконец, побуждаемые страхом — им почудился какой-то воображаемый шум, — они, толкая друг друга, пустились по лестнице и, достигнув верхнего подземелья, погасили свечу.
37
Стиракса — ароматический бальзам.
Тотчас же раздался грохот, и пол снова сомкнулся.
Исполненные ужаса, они не останавливались до тех пор, пока не выбрались из башни и не увидели звезд, мерцавших в просветах деревьев. Затем, усевшись на траве, они поровну разделили добычу, решив на этот раз ограничиться только сливками, которые им удалось снять с кувшинов, и надеясь побывать там ещё раз и опустошить их до дна. Дабы не сомневаться во взаимных добрых намерениях, они поделит ли также чудодейственные талисманы, причем
— Дружище Перехиль, — сказал он, — все происшедшее должно остаться между нами, пока мы не спрячем сокровища в безопасное место. Если слух о них дойдет до ушей алькальда, мы погибли.
— Разумеется, — ответил гальего, — это — сущая правда.
— Дружище Перехиль, — продолжал мавр, — ты — человек благоразумный, и я не. сомневаюсь, что ты не станешь болтать, но ты не один, у тебя есть жена.
— Моя жена не узнает об этом ни слова, — решительно заявил маленький водонос.
— Довольно, — сказал мавр, — уповаю на твое благоразумие и обещание.
Никогда ни одно обещание не давалось, быть может, более твердо и искренно, но… увы! Разве муж может утаить что-нибудь от жены? И конечно, ничего не мог утаить водонос Перехиль, который был одним из самых любящих и покорных мужей. Возвратившись домой, он нашел свою жену мрачно забившейся в угол.
— Чудесно! — вскричала она, едва он вошел. — Ты изволил наконец воротиться, прошлявшись ночь напролет. Удивляюсь, как это ты не привел с собой нового мавра!
Затем, разразившись рыданиями, она стала ломать свои руки и бить себя в грудь.
— О, как я несчастна! — воскликнула она. — Что меня ожидает? Мой дом разорен и ограблен нотариусами и альгвазилами, мой муж — бездельник, который, вместо того чтобы зарабатывать на семью, днем и ночью шляется с неверными маврами. О, мои дети! Мои бедные дети! Что ожидает вас? Нам предстоит побираться на улице!
Бедняга Перехиль был настолько растроган горем супруги, что не мог удержаться от слез. Сердце его было полно, как карман, и остановить свой порыв он оказался не в силах. Запустив руку в карман, он достал из него три или четыре золотых и сунул своей дражайшей жене за корсаж. Бедная женщина оцепенела от изумления и не могла понять, что означает этот золотой дождь. Прежде чем она успела прийти в себя, маленький гальего вытащил ещё золотую цепочку и, помахивая ею перед глазами жены и улыбаясь во весь рот, принялся лихо отплясывать.
— Пресвятая дева, помилуй нас! — воскликнула она. — Что ты натворил, Перехиль? Надеюсь, ты никого не ограбил и никого не убил?
Едва эта мысль возникла в мозгу бедной женщины, как она твердо в неё уверовала. Она уже видела перед собой тюрьму, виселицу и на ней маленького колченогого гальего; подавленная ужасами, порожденными её воображением, она впала в отчаянную истерику.
Что оставалось делать бедному мужу? Он не располагал никакими иными средствами, чтобы успокоить жену и разогнать призраки её фантазии, как поведать начистоту историю своего обогащения. Он это и сделал, но после того, как взял с неё торжественное обещание сохранить его рассказ в тайне.
Попытка описать её радость оказалась бы тщетной. Она обняла мужа и чуть не задушила в своих объятиях.
— Ну, а теперь, жена, — воскликнул, ликуя, маленький человек, — что ты можешь сказать о наследстве мавра? Отныне никогда не мешай мне оказывать помощь ближнему, когда он в нужде.
Славный гальего улегся на свою овечью шкуру и уснул так крепко, как если бы покоился на перине. Другое дело жена: она выпотрошила его карманы и, разложив содержимое на циновке, долго считала золотые монеты арабской чеканки, примеряла ожерелье и серьги, мечтая о том, как она вырядится, когда ей будет позволено воспользоваться богатствами.
На следующее утро Перехиль взял большую золотую монету и, придя в лавку ювелира в Сакатине, заявил, что нашел её среди развалин Альгамбры. Ювелир обнаружил на ней арабскую надпись и увидел, что она из червонного золота; тем не менее, он предложил только треть её стоимости, и это вполне устроило водоноса.
Перехиль накупил для своего выводка нового платья, игрушек, всяческой снеди и сластей и, возвратившись к своему жилищу, собрал вокруг себя ребятишек, устроил хоровод, плясал вместе с ними и чувствовал себя счастливейшим из отцов.