Сказки американских писателей
Шрифт:
И всё же, несмотря на то, что старший был одет так же просто, как и младший, и так же прост в обращении, была в нем какая-то неизъяснимая уверенность знающего свет человека, который не растерялся бы и за столом у губернатора или даже при дворе короля Вильгельма [40] , если бы обстоятельства привели его туда. Впрочем, единственное, что при взгляде на него останавливало внимание, был его посох, напоминавший своим видом большую черную змею и так причудливо вырезанный, что казалось, будто он извивается и корчится, как живая гадина. Это, разумеется, был не более как обман зрения, которому способствовал неверный свет.
40
…при
— Послушай, молодой Браун! — вскричал старший путник. — Таким шагом мы не скоро доберемся. Возьми мой посох, если ты уже успел утомиться.
— Друг, — возразил тот и, вместо того чтобы ускорить шаг, круто остановился, — я выполнил наше условие, встретившись с тобой здесь, но теперь хотел бы вернуться туда, откуда пришел. У меня возникли сомнения по поводу известного тебе дела.
— Вот как? — воскликнул обладатель змеиного посоха, незаметно улыбнувшись при этом. — Хорошо, но давай всё же за разговором будем продолжать наш путь; ведь если мне не удастся убедить тебя, ты всегда успеешь повернуть назад. Мы не так далеко ушли.
— Слишком далеко! Слишком далеко! — воскликнул молодой человек и, сам того не замечая, снова зашагал вперед. — Ни мой отец, ни отец моего отца никогда не пускались ночью в лес за подобным делом. Со времен первых мучеников [41] в нашем роду все были честными людьми и добрыми христианами; так мне ли первым из носящих имя Браун вступать на этот путь и заводить…
— …подобные знакомства, хотел ты сказать, — вставил старший путник, истолковывая таким образом его минутное замешательство. — Хорошо сказано, молодой Браун! Ни с кем из пуритан не водил я такой дружбы, как с вашим семейством; это что-нибудь да значит. Я помогал твоему деду, констеблю, когда он плетьми гнал квакершу по улицам Сэйлема; и не кто иной, как я, подал твоему отцу сосновую головню из собственного моего очага, которой он поджег индейский поселок во время войны с королем Филиппом [42] . Оба они были мои добрые друзья; и не раз мы с ним, совершив приятную прогулку по этой самой дороге, весело возвращались после полуночи домой. В память о них я и с тобой рад подружиться.
41
Со времен первых мучеников… — т. е. в период царствования Марии (1553–1558), прозванной Кровавой за преследования протестантов.
42
…во время войны с королем Филиппом. — Имеется в виду война англичан 1588 г. с испанским королем Филиппом II (царств. 1556–1598), известным жестоким преследованием еретиков.
— Если то, что ты говоришь, правда, — возразил молодой Браун, — удивляюсь, отчего они никогда не поминали ни о чём подобном; впрочем, удивляться тут нечему, ибо, если б только прошел об этом слух, им бы не видать больше Новой Англии.
Мы тут люди богомольные, примерного поведения, и не потерпели бы подобного нечестия.
— Нечестие это или нет, — сказал путник со змеиным посохом, — а только я могу похвалиться обширным знакомством здесь, в Новой Англии. Церковные старосты многих приходов пили со мной вино причастия; олдермены многих селений избрали меня своим главой, а среди судей и советников большинство — верные блюстители моей выгоды. Также и губернатор… Однако это уже государственная тайна.
— Возможно ли! — вскричал молодой Браун. — А впрочем, что мне до губернатора и советников! У них своя совесть, и они не пример для скромного землепашца. Но если я пойду с тобой, как мне взглянуть потом в глаза нашему сэйлемскому священнику,
До сих пор старший путник слушал его слова с должной серьезностью, но тут им овладел приступ неудержимого веселья и весь он так затрясся от смеха, что, казалось, даже змеиный посох корчится в его руке.
— Ха-ха-ха! — покатывался он снова и снова; потом, немного успокоившись, вымолвил: — Отлично, друг Браун, продолжай, да только, прошу тебя, не умори меня со смеху.
— Так вот, чтобы сразу покончить с этим, — сказал молодой Браун с немалой досадой, — у меня есть жена, которую я люблю. Это разбило бы её сердце, а я готов уж лучше разбить свое.
— Ну, когда так, — сказал его собеседник, — ступай своим путем, друг Браун. Я не хотел бы огорчить Веру даже ради двадцати таких старушонок, как вон та, что бредет перед нами.
Говоря это, он указал своим посохом на женскую фигуру, двигавшуюся по той же тропинке, и молодой Браун узнал в ней весьма благочестивую и добродетельную матрону, которая в детстве учила его катехизису и до сих пор оставалась его советчицей в делах религии и нравственности наряду со священником и церковным старостой Гукином [43] .
— Удивительно в самом деле, как это тетушка Клойз [44] очутилась одна в таком глухом месте, да ещё в такой поздний час, — сказал молодой Браун, — Но если вы позволите, друг, я пойду прямиком через лес; покуда мы не обгоним эту добрую христианку. Ведь она вас не знает; как бы не стала расспрашивать, с кем это я беседую и куда направляюсь.
43
…церковным старостой Гукином. — Даниэль Гукин (1612–1687) — известный религиозный деятель.
44
Тетушка Клойз — жительница деревни Сэйлем, обвиненная в колдовстве.
— Пусть будет так, — отвечал его спутник. — Ступай лесом, а я пойду дальше тропинкой.
Так и уговорились; молодой человек свернул в сторону и пошел лесной чащей, но при этом старался не упустить из виду своего товарища, который бесшумно шагал по тропинке, покуда расстояние, отделявшее его от старухи, не уменьшилось до длины дорожного посоха. Она меж тем продолжала путь с удивительной для её лет быстротой и на ходу не переставала бормотать что-то, должно быть молитву. Путник протянул посох и тем концом его, где приходился хвост змеи, дотронулся до морщинистой старушечьей шеи.
— Что за черт! — взвизгнула благочестивая леди.
— Значит, тетушка Клойз признала своего старого друга? — спросил путник, остановившись перед нею и опершись на свой извивающийся посох.
— Ах, батюшки, да это и в самом деле ваша милость! — вскричала добрая старушка. — Вы и есть, да ещё в образе старого моего куманька, констебля Брауна, дедушки того молодого дурня, который нынче носит это имя. Поверите ли, ваша милость, моя метла пропала; должно быть, эта ведьма, тетушка Кори, — петли на неё нет! — стащила её, а я как раз только что натерлась мазью из настоя дикого сельдерея, лапчатки и волчьего корня…
— …смешанного с просеянной пшеницей и жиром новорожденного младенца, — вставил двойник старого Брауна.
— Ах, ваша милость знает этот рецепт! — воскликнула почтенная особа, подобострастно хихикнув. — Ну вот, приготовившись ехать на сбор и не найдя своей лошади, я решилась отправиться пешком; говорят, нынче будут посвящать новичка, славного молодого человека. Но теперь, если ваша милость захочет предложить мне руку, мы во мгновение ока будем на месте.
— Вот уж это едва ли, — отвечал её друг. — Рука моя занята, тетушка Клойз; но, если хотите, вот мой посох.