Шрифт:
Тем посвящается, кто любил,
И тем, кто ненавидел… тоже.
Белая ворона
«Быть может, хочешь ты историю услышать?
Могу тебе их уйму рассказать.
Куда спешить нам этой ночью лунной?
И до утра ещё так долго. Бесконечно долго.
Ты… слышала историю о вороне белой,
Что появилась в этом мире незадолго до тебя?
Это была ворона или ворон,
Со
Да и неважно это для рассказа этого,
Ведь побывать в той шкуре мог любой однажды,
И до неё, и после, и.. в других мирах.. возможно.
Но буду я использовать привычное для нас обоих,
Традиционное – «она», к ней обращение.
Ты думаешь, затягиваю время я намеренно,
Чтобы отсрочить неизбежное твоё намеренье?
Что на ходу выдумываю я слова эти и строки,
Пытаясь уловить ту ниточку надежды?
Быть может, так и есть. Это вполне возможно, да.
И тем не менее, молчишь ты, и в глазах твоих,
Я вижу любопытства искорку, и предвкушение».
* * *
Не слышно было птиц в тиши лесного мрака,
Охотники ночные чаще молчаливы.
Лишь веток скрипы раздавались, тут и там,
И голос вновь нарушил паузу возникшую.
* * *
«Что ж, я продолжу о вороне.. белой.
Она с рождения была полна каким-то,
Непостижимым ей самой, стремлением,
Не обращать внимание на внешнее,
Стараясь углубляться в суть вещей.
Как видит небо тот, кто от рожденья слеп?
Какие видят сны, в морях своих, дельфины?
О чём грустят заброшенные поезда?
И отчего закаты и рассветы так красивы?
Вопросов множество летало в голове вороны,
Ответов пролетало чуть поменьше.
И с любопытством вглядываясь в звёзды,
Она пыталась разглядеть чужие лица.
Ещё она пыталась быть как все,
Летать как братья, щебетать как сёстры.
Я вижу, улыбаешься ты, при луне.
Да, верно. Щебетать вороны не умеют вовсе».
* * *
Оскалы хищников улыбкой назовёшь едва ли,
Вот и рассказчик сомневался в этом тоже.
Однако самого себя он убедить пытался,
Что солнца, долгожданный луч, увидит вскоре.
* * *
«Ворона белая с тоскою наблюдала,
Как суетлива жизнь в её вороньей стае.
Вот здесь урвать кусочек пожирнее!
Вон там блестящей побрякушки отхватить!
И вот прожить ещё вполне возможно,
Ещё один бессмысленный вороний день.
И что в итоге, вся воронья жизнь – вот.. это?
Для этого им светят солнце и луна?
И неужели в мир этот пришли они,
Лишь для того, чтобы кого-нибудь сожрать?
Вороне белой говорили, что глупа она,
Что настоящей сути жизни не понять ей.
Ей говорили, что в мучениях умрёт она,
Если в фантазиях своих погрязнет.
Ведь, чтобы выжить, ей нужна еда,
Чтобы остаться невредимой – стая.
А чтобы беззаботно песни петь,
От непроглядной ночи до утра,
Необходимо ей: и хитрость, и обман,
Своими лучшими друзьями сделать.
Наёбывать друг друга даже в мелочах,
И только так счастливой стать ей в мире этом.
В конце концов ворона есть ворона,
И своей сути ей не избежать в итоге».
* * *
Наполнил лёгкие древесный воздух терпкий,
Затем покинул, словно сигаретный дым.
* * *
«Вороньи доводы нашей вороне белой,
Казались убедительными лишь отчасти.
А уж когда затягивало небо чернотой,
И звёзды прорезали светом одеяло ночи,
Сомнения вороны белой уходили прочь,
Она хотела жить по-своему, а не иначе.
И показаться перед кем-то ей смешной,
Уже было не так и страшно и нелепо.
Не страшно было обрубать верёвки, жечь мосты,
Вся эта шелуха.. всё это было ей уже не важно.
Наивно попытавшись быть своей среди чужих,
Она утратила лишь часть души напрасно.
И вскоре выбрала она свой путь,
И без оглядки устремилась в небо.
И среди звёзд открылось, что не белая она,
И, впрочем, даже не ворона.. вовсе».
* * *
Смотрели на рассказчика бездонные глаза,
Что были чернотой сравнимы с бездной.
И наконец не выдержав молчания,
Девичьим голосом промолвили уста,
Багровые сияния на бледной коже.
* * *
«И в чём мораль истории, рассказанной тобой?
Кроме того, что время оттянуть пытался?
Вся моя суть чернее тёмной ночи,
И неужели полагал ты, что со мною справишься?
Прекрасно знаю я, что ждёшь рассвета ты,
В надежде вырваться из неизбежных лап судьбы.
Но навсегда останешься ты в мире этом,
Не ускользнуть тебе от темноты своей души».
* * *
В ответ рассказчик лишь пожал плечами,
Он безмятежности плоды вкусил уже.
Там, где штормили раньше и моря, и океаны,
Теперь лишь звёзды отражались на воде.
* * *
«Да, может быть сердца черны наши и правда,
И может даже, изначально созданы такими мы.
Но тот, кто принял истинную суть свою однажды,