Сказки детского Леса
Шрифт:
Маленькая девочка с чистыми ясными глазами улыбнулась солнышку зелёной лужайки, задумалась немножко и спросила:
– Теперь он прийдёт потом для того чтобы навсегда?
– Очень скоро прийдёт он для того чтобы навсегда, - ответил человек её ясным глазам.
– Спасибо, - сказала маленькая девочка человеку, который знал, куда он идёт.
– Как долго шёл я к тебе, моя нежная Адель, - сказал человек обнимая свою прекрасную принцессу.
–
– Мне было грустно без тебя, принц Звёзд, - тихо сказала принцесса.
– Там за горами дракон умирал, лихо тяжёлое стонало и ещё…
– Уже всё хорошо, не страшно совсем, моя нежная Адель. Дракон не умрёт, он спит теперь тихо, свернувшись клубком, как мягкий котёнок. Лихо забыло о стонах своих и ушло из леса насовсем, чтобы искать себя. И нет уже больше погибели для любви. Как смог успокоил и полюбил я всё бывшее в мире до нас.
– Заклятия… больше… нет?
– робко с лучиком надежды в глазах.
– Больше нет заклятия последней любви.
Когда они уходили к звёздам утреннего неба только чистая радость земли смотрела им вслед.
Жар-птица
– Иван-царевич, принеси мне Жар-птицу, - попросил Васятка умирая. – Пусть она будет со мной, мне с ней не будет холодно.
Смерть завернула Васятку в белый саван. Захолонуло сердце белой вьюгой Ивану-царевичу… Седлал коня… выводил из тяжёлых ворот вороного царевич-Иван…
Долог путь да в миг обращается слепому лишь цель зрящему. Привела дорога нехоженая к камню вековому. К камню вековому у трёх дорог одна другой хлеще. Налево свернёшь, рассказал камень вековой, коня погубишь. Направо без памяти останешься. А уж если камень вековой обогнуть, да прямо пуститься, то не видать света белого самому.
Конь друг, памятью жив, а из трёх дорог верная всё одно лишь одна. Оставил позади себя камень вековой Иван-царевич и поскакал по дороге прямо. По прямой дороге на верную гибель.
И ночь уже близка, а всё скачет Иван-царевич. И позади уже чисто поле и скрипят над головой деревья одно другого выше. И нет больше пути. Но верен конь вороной, выберет тропу, не споткнётся, не дрогнет лишний раз.
Вот и огонёк заплясал, задрожал, завиделся. Первая гибель ждала, звала, манила теплом. Выехал из лесу Иван-царевич на полянку не большую, не малую. Избёнка старая очень стояла, набок осев и трогая чуть не окошком землю. Да привстала Иван-царевича завидев, развернулась порогом и опять легла.
Подошёл, спешившись, Иван-царевич к избушке и трижды спросил ответа. Трижды спросил - ни разу не получил.
«Мир вашему дому» сказал и тронул уже за поводья коня, когда обернуло: «…заходи, чего уж там». Стоит на пороге старец седой, как день. Согнул спину царевич-Иван. «Не до захода, отец, птица жаркая больше жизни нужна, дорогу не укажешь?» Старец только крякнул. «Эк, заходи или не разговор мне с тобой».
Привязал коня Иван, вошёл ростом в избёнку. В избе стол мало не в три сажени пуст стоит. Сел старец за дальний его конец.
– Садись прямо, Иван, закуси, запей, да закажи печаль свою.
Сел Иван-царевич напротив старца за ближний край. Старец в глаза ему внимательно посмотрел, глаз не отводя, головой повёл, скатерть самобранка из дальнего тёмного угла вылетела, развернулась и уставила стол яствами, винами и весельем буйным.
– Сыт я нынче, не обидься, отец, выше сытости нет, как сыт, благодарен тебе. Умер Васятка, не будет его больше. А я за Жар-птицей. Я дойду, – встал Иван-царевич из-за стола крепкого.
– По всему вижу – дойдёшь, да не торопи коня Иван, есть и у меня к тебе слово, - старец прикрыл глаза и прогнал в угол скатерть самобранку со стола. Да не пуст оказался уже стол крепкий. Раскинулись по столу леса дремучие, реки широкие, да горы высокие. – Был я Иван первой гибелью твоей, да, стало быть, не судьба погубить. Не судьба погубить, помогу уж тогда. Внимательно в стол смотри – здесь выход твой.
Глядит Иван-царевич на стол и видит как шевелятся кроны деревьев могучих, как бьётся вода в берегах сильных рек быстрых, как сверкают белым шапки гор высоких.
– Здесь птица-жар живёт среди красоты неописуемой. Надёжно хранят её чары Кащея-отца. Кащей бессмертен и она дочь его единственная. Пуще жизни бережёт он её. За неё всё отдаст в откуп. Осторожен будь, Иван, Кащею подчинена сама смерть.
Старец замолчал, но видел уже путь Иван-царевич, поклонился низко, поблагодарил и уже отвязывает коня за порогом.
– Да не позабудь, Иван, как только не станет у Кащея Жар-птицы – умрёт он, - с порога старец добавил негромко.
Негромко добавил, да чуть не подкосил ноги богатырские. Застыл на месте царевич-Иван, обернулся, и боль страшного вопроса отразилась в глазах его.
– Как же быть?… Ведь не за смертью иду Кащеевой я…
– Тебе знать, Иван, - сказал старец седой, как день, и пропал. Не было больше ни избушки, ни старца. Ночь уходила потихоньку из неба, светлея и превращаясь в новое утро.
Поехал дальше Иван-царевич, держа в уме дорогу, указанную старцем. Долго ли коротко ли, а уже близки владения Кащея.
Серый Волк как из-под земли вырос. «Остановись, Иван-царевич, нет тебе пути за меня». Страшен Серый Волк коню вороному, стал конь, как вкопанный. Вторая погибель скалит зубы.