Сказки для психов
Шрифт:
– Да, - негромко сказала Лянка. – Она действительно ваша.
Наклонилась, вытащила что-то из стоящей под ногами большой корзины.
– А вот поглядите, этот к ней в пару получился, тоже случайно. «Счастье». И тоже пока не продан, своего человека ждет, - она засмеялась.
Как было не засмеяться! Огненно-рыжий, невозможно конопатый тряпичный мальчишка улыбался, растянув от уха до уха щербатый рот, сверкал зеленью глаз из-под лохматых апельсиновых прядей, сиял, разбрасывая искры восторга. Ярко-желтая рубашка, синие шортики с лямкой через плечо, большие, как у Буратино, башмаки. Руки с исцарапанными пальцами сжимают не то кувшин, не то вазу, не то горшок, большой, широкий, исчерченный разноцветными полосами, штрихами, какими-то надписями и картинками, рожицами и
– Видите, сколько всего в горшке?
– сказала рыжая. – Он волшебный вообще-то… Только кажется доверху набитым, на самом деле открывается – вот здесь, видите? Каждый раз, когда случится у вас радость, большая или маленькая – неважно, бросаете в него… ну, что-нибудь. Камешек какой-нибудь или бусину, монетку, ракушку… да что угодно. А когда трудно будет – достаете. И будет вам удача. Работает, проверено.
Марина молча смотрела на мальчишку. Счастье… так просто – и так сложно. Брось на удачу камешек… а сперва найди его. Отыщи эту радость, если все дни в твоей жизни – одинаковые...
– А знаете, что? – вдруг сказала Лянка. – Если обещаете его использовать по назначению, а не как пылесборник, то я вам его подарю. Обещаете?
Перехватило горло. Не в силах ничего сказать, Марина только кивнула.
– Тогда берите.
– Не жалко? – сипло спросила Марина. – Ручная ведь работа…
– Не-а, - Лянка по-детски помотала головой. – Все равно им друг без друга хорошо не будет, в пару делались. Берите, берите. Но помните – вы обещали!
Вечером было хорошо. Марина бродила от костра к костру, в изобилии рассыпанным вокруг поляны, смотрела, слушала, снова смотрела. Пели под гитару, и она с удовольствием узнавала бардовские песни юности и слушала новые, удачные и не очень, красивые и не слишком. Обсуждали способы варки и преимущества разных сортов кофе, очень познавательный был разговор. Девочка из лавки украшений плела, прерываясь на варку каши, новый, красно-желто-оранжевый браслет – «фенечку для Сандро». Круглолицая травница – Наташа - угощала собственным, составленным по бабкиному рецепту чаем – такого Марина не пробовала никогда и нигде больше, ни до, не после. Бродила между кострами пестрая, черно-рыже-серая кошка, игнорировала «кис-кис-кис», снисходительно откликалась на «киса, иди сюда, дам колбаски», иногда позволяла себя гладить, но на руки не шла, сохраняла независимость. Танцевала под звуки бубна высокая гибкая девушка в травянисто-зеленом платье – костюме неведомо какого народа; плескались ленты и косы, звенели мониста, звенел бубен, плавным речитативом вторила ему скрипка – вихрастый парень в джинсах и скандинавской рубахе ухитрялся вести мелодию так, что слышен был и бубен, и звон украшений танцовщицы. Стояли на краю поляны, опустив головы, две низкорослые, мохнатые лошадки, смотрели умными глазами, брали хлеб и морковку и совсем не сердились. Над лесом, над голосами и смехом, над звуками флейт и гитар, огоньками костров и сигарет царило, раскинувшись во всем своем почти-ночном великолепии, июльское темное небо.
Солнце село, через весь горизонт протянулись от леса к реке оранжево-красные перья. Жара спала. Старенькая, еще походная куртка сидела, как влитая, новые кроссовки несли ноги без малейшей тяготы. Маленькие разноцветные камешки удивления, любопытства и какой-то детской, беспричинной радости падали, падали в высохшее горло серого ее колодца.
…Рано утром ее разбудило пение птиц. Серый предутренний сумрак разбавляли, разгоняли звонкие, еще неуверенные трели. Марина поправила плед на лежащем рядом муже, подумала и вышла из машины. Огляделась, поеживаясь от утреннего холодка.
Поляна спала. Ни души, ни звука, ни дымка над кострами. Кажется, самые стойкие угомонились совсем недавно.
Спотыкаясь негибкими спросонья ногами, Марина спустилась к реке. Наклонилась погладила текучую рябь, зачерпнула в ладони, умылась. Тихо звенела вода на перекатах, лес молчал, раскинувшись во всем своем царственном величии. Пахло травой, свежестью и хвоей, пахло летом и жизнью.
Кувшин – не тот, купленный, а ее собственный, личный, еще недавно серый, пустой и высохший, раскрашивался красками этого спокойного утра, наливался, заполнялся разноцветными бусинами, словами, картинками… силами, желанием жить.
Марина подняла голову, вздохнула глубоко-глубоко, полной грудью, как дышала когда-то давно, в детстве, раскинула руки. Вобрала в себя серо-синюю реку, сиренево-розовое небо, зеленую разноцветную поляну, людей, спящих в палатках и машинах, весь этот сонный, еще не проснувшийся, но такой настоящий мир. И засмеялась.
Небо, еще недавно бывшее серым, наливалось алым, золотым, фиолетовым, расчерчивалось синими полосами. К спящей поляне приближался неторопливо и уверенно еще один день.
9-11.06.17
Арбузная тетушка
Миссис Аннабель слыла лучшей домохозяйкой среди всех домохозяек штата. Пирожки ее всегда поднимались, торты выходили пышными и нежными, полы блистали чистотой, а кухня дважды побеждала на конкурсе «Лучшая кухня года». Небольшой белый дом под красной крышей приветливо светился теплыми окнами, гостям в нем всегда были рады. Куры миссис Аннабель неслись только отборными яйцами, а зелень в огороде радовала глаз сочностью и густотой.
С раннего утра до позднего вечера миссис Аннабель была на ногах, и не сказать, чтобы такая жизнь ее утомляла. Муж ее, Роберт Смайлс-старший, работал страховым агентом, поэтому рубашки его всегда светились белизной, невзирая на дождь, пыль, летящую с рассвета до заката, и времена года. Вечером мистера Роберта всегда ждала запеканка с горячей подливкой и сладкий пудинг. Несмотря на растущий животик, мистер Роберт с аппетитом съедал все, что ему подавали, и удалялся на диван с газетой. Вечерний просмотр прессы, гольф-клуб по воскресеньям были для него обязательными. Возвращаясь домой, он знал, что дверь ему откроет жена, дома будет пахнуть чистотой, а пес Луни, живший у Смайлсов уже больше десяти лет, подбежит и оближет руку. И это правильно. Потому что наш дом – это наша крепость, всему в жизни свое место, и каждый должен заниматься тем, что у него лучше всего получается.
Сложно сказать, разделяла ли миссис Аннабель воззрения супруга, но детей она стремилась воспитать так, как предписывали правила. Правда, Бобби, Роберт Смайлс-младший, уже учился в университете в Чикаго и домой приезжал дважды в год – на Рождество и на летние каникулы – на пару недель, поэтому миссис Аннабель не вполне уверена была, дали ли всходы ее семена. На мягкие уговоры и увещевания матери Боб отмахивался, с вопросами шел к отцу, если ему это бывало нужно, а нужно ему было это нечасто. Но Сьюзен, родительская любимица, еще училась в школе. Нынешний год ей предстоял выпускным, а это столько хлопот… впрочем, радостных.
Так что, как видите, скучать миссис Аннабель было вовсе некогда.
Огорчение ей доставляли только две вещи в жизни. Во-первых, она была рыжая, и не просто рыжая, а усыпана веснушками так, что не видать ни бровей, ни ресниц. И Бог бы с ним, что глаза не зеленые, а серые, но ведь и они – серые в крапинку. Словно Господь, создавая миссис Аннабель, ради забавы кинул ей в лицо целую горсть коричневого риса, и ни одна рисинка не промахнулась мимо цели. Волосы миссис Аннабель еще и курчавились мелким бесом, и это приводило ее в отчаяние – попробуй-ка затяни их в узел так, чтобы ни одна прядь не выбилась. А у уважающей себя домохозяйки порядок не только на полках и на грядках, но и в волосах. То есть мы хотим сказать, прическа ее должна быть такой же аккуратной и гладкой, как у женщины из рекламы журнала «Мой дом».