Сказки для Яна
Шрифт:
Кивнул Беренс и снял сеть. Жар-птица тут же прыг ему на плечо, будто живой огонь вспорхнул. Испугался охотник, что его обожжет, вздрогнул, а птица засмеялась:
– Не бойся, самой мне не загореться. А вот если человек пропоет возле меня трижды: «Огонь, огонь, огонь», перья мои вспыхнут по-настоящему, и ничто это пламя загасить не сможет, пока я того не пожелаю. Все сгорит, что я захочу. Но ты об этом никому не говори, а сам не забывай, может быть, пригодиться.
С этими словами жар-птица нырнула ему за пазуху, устроилась теплым комочком и затихла. Так они из лесу и вышли. А там их уже царские прислужники поджидали. Всю
А у царя как раз в тот день был день рождения. Пир на весь мир, гости из разных стран, послы с подарками… Все сидят за столами и царя расхваливают. Вот туда, в тронный зал, и ввели охотника. Прошел он по залу, мимо столов, мимо гостей, прямо к царю, преклонил колено и молчит. Царь его и спрашивает:
– Ну что же, выполнил ли приказ? Добыл ли жар-птицу?
Гости за столами так и ахнули. Замерли и ждут, что же дальше будет. А охотник ему отвечает:
– Добыл, царь-батюшка.
– Да где же она?
– Я ее тебе отдам, но ты прежде пообещай, что в клетку ее не посадишь, обижать не будешь, и летать позволишь, где она захочет.
Зароптали гости за столами: как так, простой охотник царю условия ставить посмел! Нахмурился царь. Хотел было крикнуть, чтобы повязали Беренса и в темницу бросили, да уж больно ему жар-птицу получить хотелось. «Ладно, – думает. – Казнить его я всегда успею». Покачал царь головой, пальцем погрозил:
– Как со мной говоришь, а? Негоже, негоже. Но сегодня я добрый, так и быть, прощаю. Пусть летает птица, мне не жалко.
Охотник кивнул, поднялся во весь рост и выпустил птицу. Взлетела она к потолку, как живое пламя. Сияя и переливаясь, облетела весь зал по кругу и села на плечо царю. Гости разом про все забыли, сидят и на нее любуются. А царь не забыл. Снял он птицу с плеча, будто бы разглядеть получше собрался, и раз – спеленал ее своей мантией. Птица бьется, выбраться не может, а царь кричит своим стражам:
– Хватайте наглеца да в темницу! Будет знать, как царю дерзить! А утром – казнить!
Повязали охотника, он и сказать ничего не успел. Птицу в клетку посадили. И дальше пировать.
Вот лежит Беренс в темнице на соломе, а темница – она и есть темница. Темно в ней, ни окошечка, ни просвета, только дверь дубовая. Лежит и думает, что дальше делать. Похлопал по карманам, вытащил трубку, набил табаком, а разжечь-то и нечем. Огниво, видно, где-то в лесу потерялось. Вздохнул охотник, вспомнил огненную птицу и пропел задумчиво:
– Огонь, огонь, огонь…
И вдруг вспыхнуло что-то под его курткой, у самого сердца, будто горящий уголь попал. Заплясал огонь по воротнику, по рукавам, так, что едва успел охотник из куртки вывернутся. И вот чудеса: лишь сбросил он ее на пол, рассыпалась куртка пеплом. А из пепла вылетело маленькое пламя – перо жар-птицы. И легло к ногам охотника.
«Ничто мое пламя не загасит, пока я того не захочу. Все в нем сгорит, что я пожелаю», – вспомнил охотник слова жар-птицы.
– Мне ведь ты сгореть не пожелаешь? – Спросил охотник в темноту и поднял перышко.
Оно было чуть теплым. Но когда он поднес его к дубовой двери темницы, перо разгорелось ярче, и дверь обратилась в пепел. Освещая себе путь пером, Беренс шел по подземному коридору, пока не добрался до лестницы. У самой лестницы стоял охранник. Перо снова вспыхнуло, да так ярко, что пришлось зажмуриться, и, казалось, стало больше, будто огненный щит вдруг вырос в руке. Охранник бросил оружие и побежал, куда глаза глядят. А охотник отправился в тронный зал.
Во дворце было темно, почти все спали, а те, кто не спал, бросали все и в страхе убегали, когда Беренс подходил ближе. Двери тронного зала распахнулись перед ним, и он увидел клетку, а в ней – жар-птицу. И почти уже дошел до нее, когда дворцовая охрана, которая собралась в большой отряд и набралась, наконец, храбрости, его схватила. Выпало перышко из рук охотника, улетело, так, что не достанешь. Но клетка была совсем близко, и жар-птица в ней расправила сияющие крылья.
– Огонь, огонь, огонь, – пропел охотник.
И вспыхнуло пламя, и понеслось по дворцу, разгораясь все ярче, все горячее. Взобралось оно на крышу, опустилось в подвалы, сожгло роскошные шелка занавесок, дорогую древесину столов, расплавило царскую корону. И развеялся шикарный дворец по ветру, будто его и не было. А все его обитатели, сонные и напуганные, остались стоять на пепелище. Пламя не причинило им вреда, потому что жар-птица не хотела им зла. Взвилась птица в небо, отыскала царя и села перед ним на землю.
– Ты наказан за жадность и обман, но ты все еще царь на этой земле, – сказала жар-птица. – Построй себе новый дворец, но пусть он будет скромнее сгоревшего. Продолжай править, но не вздумай отбирать у людей то, что им дорого. И впредь держи данное слово. А не то снова окажешься на пепелище.
Царь огляделся вокруг и заплакал. А птица уселась охотнику на плечо, и они ушли прочь. Говорят, что охотник покинул царство, и выстроил себе другую избушку, на краю другого леса, женился, и живет, горя не знает. И перышко до сих пор у него. По вечерам он ставит его не стол, вместо свечки.
А царь? Царю, пока не выстроил себе дом, пришлось жить у добрых людей. И люди были действительно добрые, потому как жадный царь, пока царствовал, много дел натворил, и только по-настоящему добрый человек мог его простить. Пока он так жил, много думал, много учился. И когда дворец был готов, царь вошел в него уже совсем другим человеком. В памяти людей он остался умным, добрым и справедливым правителем.
Дверь в счастье
Далеко отсюда, то ли на юге, то ли на севере, было когда-то королевство. Были в королевстве густые леса, широкие поля, глубокие реки и чистые озера. Земля его была щедрой, а люди – счастливыми. Правил тем королевством Добрый король.
Он был маленького роста, лицо его покрывали веснушки, жесткие волосы торчали из-под короны в разные стороны. Никто точно не знал, сколько ему лет, но люди не помнили другого короля.
Король жил в маленьком, почти игрушечном замке, вместе со своими министрами и единственной дочерью. Ее звали Аврора. Она была такой же веснушчатой, как и отец, и на всю страну славилась живым умом и непоседливостью. Говорили, что ее мать – могущественная колдунья, которая живет в Волшебной стране, потому что не может долго жить среди людей. Еще говорили, что каждый год, с приходом лета, Аврора садиться на крылатого коня и уезжает навестить мать. Коня никто никогда не видел, но принцесса действительно каждое лето куда-то исчезала.