Сказки Франции
Шрифт:
И прицелесскую тюрьму признали во всем мире за образцовую тюрьму.
Кто же больше всего радовался? Тисту, разумеется. В глубине души он просто ликовал.
Но хранить радость в глубине души — занятие утомительное.
Когда человек счастлив, ему хочется рассказать о своем счастье, мало того, хочется громко оповестить о нем буквально всех. Между тем у Светоуса не всегда было время выслушивать сокровенные мысли Тисту. И поэтому, когда мальчику становилось совсем уж невмоготу, он шел к пони Гимнастику и делился своим секретом с ним.
К ушам Гимнастика, покрытым
— Гимнастик, — сказал Тисту однажды утром, встретив пони на лугу, — послушай, что я тебе скажу, но только ты никому не рассказывай об этом.
Гимнастик повел ухом.
— Я тут обнаружил одну необыкновенно интересную вещь! — продолжил Тисту. — Цветы перекрывают путь злу.
Глава 10,
в которой Тисту снова встречается с господином Дырнадисом, и тот дает ему урок нищеты
Для того чтобы маленьких мальчиков вдруг порадовали каникулами, должны произойти события поистине необычайные. Покрывшаяся цветами тюрьма, разумеется, будоражит умы людей, но в конечном счете приходит успокоение, и то, что массивная стена превращается в гигантский цветник, по прошествии некоторого времени начинает казаться чем-то вполне естественным.
Люди привыкают ко всему, даже к самому невиданному.
Для господина Отца и госпожи Матери воспитание Тисту вскоре опять стало главной заботой.
— Я полагаю, что сейчас было бы весьма уместно показать ему, что такое нищета, — изрек господин Отец.
— Ну а потом нужно дать ему представление о том, что такое болезнь… чтобы он побольше заботился о своем здоровье, — добавила госпожа Мать.
Господин Дырнадис во время урока порядка превосходно все ему объяснил; ему же мы поручим провести и урок нищеты.
И уже на следующий день Тисту, вверенный заботам господина Дырнадиса, узнал, что нищета живет в трущобах.
Тисту для этой экскурсии посоветовали надеть его старый голубой берет.
Дабы объяснить Тисту, что трущобы расположены на окраине города, господин Дырнадис использовал один из самых трубных своих голосов.
— Эта зона трущоб является настоящим стихийным бедствием.
— А что такое стихийное бедствие? — спросил Тисту.
— Стихийное бедствие — это такое бедствие, от которого становится нехорошо сразу многим людям, очень многим.
Господин Дырнадис мог не продолжать. У Тисту уже чесались пальчики.
Однако то, что предстало его взору, было еще хуже, чем тюрьма. Он увидел узкие, утопающие в грязи зловонные улочки, которые извивались между кое-как сколоченными из досок сооружениями. Это нагромождение досок походило на лачуги, но лачуги настолько дырявые, настолько хлипкие и дрожащие от малейшего порыва ветра, что можно было только удивляться, как это они еще умудряются не падать. Двери у этих лачуг были на скорую руку залатаны какими-то кусочками картона или старой, насквозь ржавой жестью от консервных банок.
По сравнению с чистыми, богатыми улицами, где стояли каменные дома и где подметали каждое утро, зона трущоб казалась другим городом, отвратительным городом, позорящим тот, чистый город. Здесь не было ни фонарей, ни тротуаров, ни муниципальных поливальных машин.
«Небольшой газон впитал бы в себя грязь и сделал бы эти дороги более приятными, ну а вьюнок, если дать его побольше, вместе с ломоносом сделал бы эти готовые завалиться хижины более устойчивыми», — размышлял Тисту, который, выставив вперед пальчики, пробовал на ощупь все попадавшиеся ему на пути уродства.
В этих лачугах жило гораздо больше людей, чем они могли вместить, и поэтому у всех этих людей был болезненный цвет лица. «Так вот ютиться в такой тесноте да еще без света, побледнеешь тут… станешь бледным, как эндивий, который Светоус выращивает у себя в подвале. Мне бы, например, не очень понравилось, если бы со мной обращались, как с эндивием».
И, чтобы живущие в лачугах дети могли немного порадоваться ярким краскам, Тисту решил посадить перед их окошками герань.
— А скажите, почему же все эти люди живут не в домах, а в каких-то крольчатниках? — спросил он внезапно.
— Потому что у них нет другого дома: вы задаете глупые вопросы, — ответил господин Дырнадис.
— А почему же у них нет другого дома?
— Потому что у них нет работы.
— А почему у них нет работы?
— Потому что им не повезло в жизни.
— Так что, значит, у них вообще ничего нет?
— Совершенно точно, Тисту, и как раз это-то и называется нищетой.
«По крайней мере, завтра у них будут цветы», — мысленно сказал себе Тисту.
Тут он увидел впереди мужчину, избивавшего женщину, и ребенка, который с плачем побежал прочь.
— А что, из-за нищеты люди становятся злыми? — спросил Тисту.
— Да еще как часто, — ответил господин Дырнадис, и тут мальчику пришлось узнать много новых ужасных слов.
Тисту слушал, и у него перед глазами вставал облик нищеты, похожей на чудовищную черную курицу с безжалостным взглядом, крючковатым клювом и необъятными, раскинувшимися на весь мир крыльями. Курица эта беспрестанно высиживала каких-то страшных цыплят. Господин Дырнадис знал их всех по именам. Тут были цыпленок-воровство, в огромных количествах похищавший кошельки и взламывавший сейфы; цыпленок-пьянство, который норовил выпить как можно больше водки, а потом валился в сточную канаву; цыпленок-порок, всегда готовый на подлые поступки; цыпленок-убийство, вооруженный ножом и револьвером; наконец, цыпленок-революция, самый худший из всего выводка… Было ясно, что всем этим цыплятам была прямая дорога в тюрьму.
— Тисту! Я смотрю, вы совсем меня не слушаете, — вдруг закричал господин Дырнадис. — Да перестаньте же хвататься руками за всякую гадость! Ну что за дурацкая привычка все трогать? Сейчас же наденьте перчатки.
— А я их забыл дома, — ответил Тисту.
— Ладно, продолжим наш урок. Что нужно, чтобы бороться с нищетой и ее роковыми последствиями? Ну-ка поразмышляйте немного… А все очень просто… По… по… по…
— Ах, ну, разумеется, помочь им нужно, вот что.
— Нет, порядок нужен!