Сказки Франции
Шрифт:
А Тисту стоял рядом, задрав голову к небу, смотрел на облака и о чем-то размышлял.
Глава 20,
в которой становится известно, кем был Тисту
Уже несколько дней она присутствовала во всех его мыслях и во всех его делах. Кто это, она? Лестница.
— Тисту занялся сооружением лестницы, — стали говорить в Прицелесе. — Что ж, пусть поиграет немного.
Но никто ничего не знал про эту лестницу. Куда он собирался ее поставить? Зачем? Почему он делает лестницу, а, скажем,
На вопросы Тисту отвечал уклончиво.
— Просто мне захотелось сделать лестницу, вот я ее и делаю.
Он выбрал для нее место как раз в середине луга.
Обычно изготовлением лестниц занимаются плотники. Но Тисту не стал использовать ни досок, ни бревен.
Он начал с того, что, как можно шире расставив руки, сделал своими пальчиками глубокие лунки в земле.
— Важно, чтобы у этой лестницы были прочные корни, — объяснил он Гимнастику, с интересом наблюдавшему за его работой.
И вот через некоторое время там выросли два красивых дерева с густыми ветвями и высокими стволами. Не прошло и недели, как они достигли тридцатиметровой высоты. Каждое утро Тисту, следуя заветам Светоуса, обращался к ним с небольшой речью. И этот метод дал прекрасные результаты.
Деревья отличались редкими свойствами: по своему изяществу стволы напоминали итальянские тополя, но древесина у них оказалась прочной, как у тиса и самшита. Листья получились узорчатыми, как у дуба, а плоды торчали вверх в виде маленьких конусов, похожих на еловые шишки.
Однако, когда деревья выросли больше, чем на шестьдесят метров, узорчатые листья уступили место голубоватым иголкам, а потом на них появились еще и бархатистые почки, которые позволили Каролюсу высказать мнение, что эти деревья принадлежат к известной в его стране породе, называемой рябиной.
— Да какая же это, скажите мне на милость, рябина? — громко выразила свое несогласие кухарка Амелия. — Да разве вы не видите, какие там появились гроздья белых душистых цветов.
— Это же акация, я вас уверяю, а уж я-то знаю, что говорю, потому что эти самые цветы добавляют для запаха и вкуса в оладьи.
Хотя на самом деле и Амелия, и Каролюс были одновременно, каждый по-своему, и правы, и не правы. Каждый, кто видел эти деревья, признавал в них ту породу, которую любил больше всего. Эти деревья не имели названия.
Вскоре высота этих деревьев перевалила за сто метров, и в туманные дни их верхушки скрывались из виду.
Вы, наверное, скажете, что два дерева, даже очень высоких, — это еще не лестница.
Однако как раз в этот момент на деревьях появилась глициния, особая разновидность глицинии, к тому же весьма основательно скрещенной с хмелем. Она обладала необычным свойством расти в строго горизонтальном направлении между двумя деревьями. Хорошо закрепившись на одном из стволов, она устремлялась к другому, обхватывала его, трижды обвивалась вокруг него, делала на нем узел из собственного стебля, затем поднималась чуть выше и проделывала то же самое, двигаясь в обратном направлении. Так образовались перекладины лестницы.
А потом глициния зацвела, и это было вообще великолепное зрелище. Казалось, что с неба на землю низвергается самый настоящий серебряный водопад.
— Если Светоус и вправду находится там, наверху, как меня все постоянно уверяют, то он, конечно же, воспользуется этой лестницей, чтобы спуститься к нам, хотя бы на очень короткое время, — поделился с Гимнастиком своими надеждами Тисту.
Пони ничего не ответил.
— Я так скучаю, так скучаю по нему… и мне тяжело оттого, что я не знаю… — признался Тисту.
А лестница тем временем все росла и росла. Пришли фотографы и сфотографировали ее для газет, а журналисты написали о ней: «Прицелесская лестница из цветов — это восьмое чудо света».
Если бы у читателей спросили, каковы были семь предшествующих чудес, они бы весьма затруднились с ответом. Попробуйте-ка проверить, задайте этот вопрос вашим родителям!
Однако Светоус так и не спустился.
«Все, жду еще три утра, — решил Тисту, — а потом мне станет ясно, что нужно делать».
И вот третье утро наступило.
Тисту встал с постели в тот момент, когда луна закатилась, солнце еще не встало, а звезды уже начали падать от усталости вниз, когда ночь уже кончилась, но утро еще не наступило.
На Тисту была длинная белая ночная рубашка.
«А куда же это подевались мои ночные туфли», — подумал он. В конце концов одну из них он обнаружил под кроватью, а другую — на комоде.
Он скатился вниз по перилам, крадучись вышел из дома и направился к стоявшей посреди луга лестнице. И неожиданно столкнулся там с Гимнастиком. Вид у пони был грустный, даже шерсть казалась понурой, одно ухо висело, грива спуталась.
— Как, ты уже встал? — с удивлением спросил Тисту.
— Я решил вчера не идти в конюшню, — ответил пони. — И даже, признаюсь тебе, всю ночь пытался подгрызть внизу твои деревья, да только очень уж твердой оказалась у них древесина. Мои зубы ничего не смогли сделать.
— И ты хотел свалить мою красивую лестницу? — еще больше удивился Тисту. — Но почему? Чтобы помешать мне залезть наверх?
— Да, — признался пони.
В траве засверкали капельки росы. И тут забрезживший свет утренней зари позволил Тисту увидеть, что из глаз пони катятся крупные слезы.
— Ну что ты, Гимнастик, не надо так горько плакать, а то ты сейчас разбудишь весь дом, — стал увещевать своего друга Тисту. — Чего ты боишься? Ты же прекрасно знаешь, что головокружений у меня не бывает. Я только поднимусь и сразу же спущусь. Мне нужно успеть вернуться до того, как встанет Каролюс…
Но Гимнастик все плакал и плакал.
— О, я знал… я ведь знал, что это произойдет… — повторял он сквозь слезы.
— Я постараюсь принести тебе оттуда маленькую звездочку, — сказал Тисту, чтобы как-то утешить его. — До свидания, Гимнастик.