Сказки Гореловской рощи (Повесть-сказка)
Шрифт:
— И это верно — одноглазый. Истый зверь. Тигр прямо.
Поднялся медведь Михайло во весь рост — гора перед Зайцем. Рявкнул, ногой топнул:
— Как ты смеешь о медведе Потапе говорить так? Как ты смеешь говорить так о моем дяде?
И шагнул к Зайцу, но того уже у порога не было. Юркнул за дверь и припустился по просеке, только пятки мелькают. Удирает, думает: «Наскочил на племянничка. Ну да ладно, на Гореловской роще свет клином не сошелся. И в Осинниках поживу».
Прибежал Заяц в Осинники. В Осинниках медведь Онуфрий
— Разреши, дядя Онуфрий, в твоей роще поселиться.
— А в своем лесу не живешь что? — спросил медведь, облизывая ложку медовую, мед ел.
Вытянулся Заяц перед ним в струнку, доложил:
— Сил больше нет жить с медведем нашим. Ты-то вот, говорят, хороший медведь, а наш Потап лютее зверя лютого. Где ни встретит, там и обрявкает или по шее даст.
Постой, не части языком. За тобой не угнаться. Это какой Потап-то? Толстый такой, что ли.
— Так точно, — еще больше вытянулся Заяц. — Разжирел на наших харчах, чуть в берлогу лезет.
— С сутулинкой?
— И это верно: горбатым зовем.
— Это сына-то моего — горбатым звать! — громыхнул медведь голосищем медвежьим.
И — к Зайцу.
И если бы не привык Заяц всегда начеку быть, не бегать бы ему по земле больше. Но юркнул Заяц за дверь и припустился по Осинникам, только ветер по листьям пошел.
Улепетывал Заяц из Осинников, думал: «Вот и с папашей познакомился. Ну да ладно, на Осинниках ведь тоже не сошелся свет клином. Поживу и в Ясеневом лесу».
Прибежал Заяц в Ясеневый лес и первым делом к хозяину его — медведю Ивану. Старенький он уже был, чуть сидел на завалинке у берлоги. Ему бы давно уж в земле лежать, а он все ходит по ней, все топчет ее.
Встал перед ним Заяц, вытянулся в струнку, как положено вытягиваться зайцу перед медведем, доложил:
— Пришел к тебе, дедушка Иван, на постоянное жительство. Не могу больше в своем лесу жить.
— Что так? — проскрипел медведь, подставляя к уху ладонь, чтобы слышать лучше.
— Лютый больно хозяин у нас в лесу. Ты-то вот говорят, больно хороший, с тобой жить — плясать да радоваться, а с нашим Потапом наплачешься досыта: где ни встретит, там и обрявкает или по шее даст.
— С кем ты сказал? — наклонился медведь к Зайцу поближе.
С Потапом, говорю, — прокричал в его ухо Заяц. — Чтобы ему, когда умрет он, места в земле не было. Притесняет, поколачивает. Впору хоть на
глаза не показывайся.
И протянул тут медведь Иван лапу и сгреб Зайца за ухо.
— Как же это ты, косой, посмел так о Потапе говорить передо мной, его дедом?
И понял тут Заяц, что плохо ему сейчас может быть, если не схитрит он. Схитрил Заяц:
— Погоди, дедушка Иван, гневаться. Я это испытываю тебя. Послал меня Потап привет тебе отнести, а как узнать тебя, не разъяснил, а я спросить не догадался. Пришел к вам сюда, что, думаю, делать? Вот и придумал: наговорю тебе о Потапе чепухи какой ни будь и, если
И подобрел сразу медведь Иван.
Смягчился.
Отпустил Зайца. Стоит, поясницу почесывает.
— Вспомнил, значит, Потап деда своего, привет прислал. Это хорошо. Когда стариков, говорю, не забывают, это хорошо. Только что же он сам-то никогда не наведается ко мне?
— Да ему, дедушка, некогда, — врал Заяц, распрямляя смятое ухо. — Дела все у него. Сам знаешь — лес, за ним ох какой глаз нужен.
Медведь согласился:
— Это верно, наше медвежье дело такое: гляди да гляди. Ну что ж, увидишь Потапа, ему привет сказывай. Спасибо скажи, что не забыл деда. И пусть наведает меня как-нибудь, старика Обязательно скажу, — пообещал Заяц и пошел поскорее из Ясеневого леса.
Шел он и думал: «Расхватали косолапые рощи...»Больше он никуда не пошел: еще встретишься с каким-нибудь родственничком Потапа. Свернул к Лысой Горе и поселился в одном из ее оврагов. И все зовут его теперь не просто Заяц, а заяц с Лысой Горы».
Закончил заяц с Рыжими Усами рассказывать сказку и повернулся к медведю:
— Вот, Михайло Иваныч, о чем в современных-то сказках говорится.
А медведь Михайло отозвался со своего ряда:
— Ну, говорил я вам, что и эта сказка у зайца будет с подвохом, не послушались, дали ему слово. Ну и моргайте теперь, косолапые да большеголовые. Про вас ведь про всех говорил заяц, а вы разинули рты и слушаете.
Но никто не обратил на его слова внимание. Все ждали, какое решение примут Дятел, Голубь и Дубонос по заячьим сказкам. Нетерпеливее всех этого решения ждала Лиса: хорошо, если бы зайцу дали пирог, и хорошо, если бы этот пирог он отдал бы потом ей.
ПАДЕНИЕ БОБРА ЯШКИ
Дятел, Голубь и Дубонос сдвинули умные головы, посовещались и решили: сказки у зайца хорошие, хоть и обидные для медведей. Но пирог ему пока не давать: надо всех прослушать, может, у кого и получше сказки будут.
На пенечке припрыгивал и плясал Мышонок:
— Ха-ха! И зайцу пирога не дали. Никому не дадут, мне достанется.
Над ним смеялись.' Не смеялся только Бурундук на сосне. Он сутулился, глядел на всех хмуро и хмуро ворчал:
— И чего смеются? Ведь ничего же смешного нет.
Не смеялся и бобер Яшка. Он сгорал от зависти к
Мышонку и еще раз от обиды укусил сук, на котором сидел.
Сук треснул, и Яшка с шумом рухнул на голову медведю Тяжелая Лапа.
Медведь кувыркнулся с пенька и забранился: