Сказки Гореловской рощи (Повесть-сказка)
Шрифт:
— Вот такая красная заря сегодня.
Повертел Крот морковку в могучих лапах, откусил кусочек, почмокал губами, сказал:
— Теперь понимаю: заря круглая, как репа, и сладкая, как морковь».
Хомяк кончил рассказывать, закрыл маленькие глазки, перевел дух. Стоит, слушает, как в заднем ряду ахает медведица Матрена:
— Ах, какие молодцы! С какими сказками из степи пришли.
— Да, сказки глубокие, — вздохнул Енот и опять пожалел, что поленился придумать свои сказки.
«Глядишь,
— Ну что же ты, брат, стоишь? — повернулся медведь Спиридон к Хомяку.
— Давай твою третью сказку.
— Третьей сказки у меня нет. Третью сказку Тушканчик сочинил, но он мне ее рассказывать не разрешает.
— Зачем же ты тогда выходил с двумя сказками?
— Я думал, что пока я буду рассказывать наши с Ящерицей сказки, Тушканчик одумается и позволит мне рассказать и его сказку.
— Одумался я, — крикнул снизу Тушканчик.
— Рассказывай и мою сказку.
Он действительно одумался и даже испугался: вдруг Хомяку с Ящерицей дадут пирог и за две сказки и тогда его, Тушканчика, сказка будет не нужна и никто не узнает даже, о чем она. Потому он и крикнул так отчаянно:
— Одумался я.
— Ну вот видите, — сказал Хомяк и сложил на животе лапки. — Слушайте нашу третью сказку.
И начал рассказывать:
«Глубоко в лесу лежал еще снег и потому по лесу тек Ручей. Он выбежал на опушку и увидел желтоглазую Ветреницу. Она только что расцвела и, покачиваясь на тоненькой ножке, говорила, что будет зеленеть теперь до самой осени.
— Вот и хорошо, — сказал, огибая ее, Ручеек. — Я давно ждал, когда зацветешь ты. Испей воды моей. Я ее из самой чащи принес. Я каждый день буду поить тебя, ты только цвети.
— И он твердо держал слово, хотя ему и нелегко было. Ночью его давил мороз, и Ручеек покрывался ледком. Другой бы на его месте остановился бы, перестал течь, но Ручеек говорил: Она ждет меня, и к утру я хоть глоток да должен принести ей воды своей.
И он, взламывая ледок, бежал к Ветренице. Ему было больно, раскалываясь, ледок делался острым, как стекло. Но Ручеек не думал о себе. Он думал о ней. Каждое утро, прибегая к ней, он говорил:
— Я и сегодня принес тебе воды такой же прохладной и чистой, как вчера.
— Что же здесь особенного, — говорила Ветреница. — Ты же Ручей. Разве трудно тебе принести какую-то горсть воды. Подумаешь. Ручеек потускнел, но не сказал ни слова: она же не знает, что за этой горстью воды он уходит далеко в глубь леса. Только там еще лежит снег и только там еще сейчас можно достать воду. Он приносит ее оттуда, где прячутся волки.
«Но Ветреница, наверное, даже не знает, что в лесу есть волки, — подумал
И он посветлел. Плескался, журчал возле нее. А она глядела на него желтенькими глазками и говорила :
— Какой ты легкомысленный: журчишь, пенишься. Никакой в тебе серьезности. И когда ты повзрослеешь?
И отвечал Ручеек бойко:
— Вот разольюсь рекой, тогда и повзрослею.
Но рекой он не стал: кончился в лесу снег, и Ручейка не стало.
— Беда не велика, — сказала Ветреница. — Все равно он был легкомысленный: журчал, пенился. Никакой серьезности в нем не было.
Но вскоре ей захотелось пить, листочки ее поникли. И она сказала:
– А ведь было совсем неплохо, когда Ручеек приходил ко мне из лесу: не нужно было о воде думать. Но ничего, вот упадет дождик...
Но дождя не было, а солнце жгло. Ветреница задыхалась от жажды. Она покачивалась на тоненькой ножке и думала о Ручейке:
«Зря ты не приходишь ко мне, Ручеек. Мне так не хватает тебя».
Только теперь, когда нажгло ее солнце, поняла желтоглазая Ветреница, что даже у самого легкомысленного Ручейка вода нужная: она цветам и травам жизнь дает».
Хомяк закончил рассказ свой и закрыл глаза, чтобы перевести дух.
— Да-а, — вздохнула медведица Матрена, — во это сказки.
Дятел, Голубь и Дубонос сдвинули умные головы, совещались. Все были уверены, что Хомяк получит пирог за свои сказки. Уверен был в этом и Голубь. Он сразу сказал:
— Нужно дать.
И Дубонос хотел было уже присоединиться к нему — сказки Хомяка ему нравились, да и медведица Матрена одобрительно отозвалась о них. Но тут Дятел хитровато спросил у Голубя:
— Дать? Кому?
— Хомяку, — сказал Голубь.
— Хомяку? А за что?
— За сказки.
— За какие?
— За всё. Они все хорошие, — сказал Голубь.
— Чем тебе, например, не нравится сказка про Ветреницу?
— Нравится, но эту сказку не Хомяк сочинил — Тушканчик. За что же Хомяку пирог давать?
— А про Одуванчик, как он стал солнцем, чем плохая сказка? Хорошая, но ведь ее не Хомяк придумал — Ящерица. За что же Хомяку пирог давать?
— А про Крота?
— Это его сказка, но она одна. За одну сказку пирог не положен.
— Но ведь их трое, — не сдавался Голубь. — Они объединились. У них на троих три сказки. Всем троим и нужно присудить пирог.
И Дубонос опять было хотел присоединиться к Голубю, но Дятел сказал:
— Да, их трое, но думали они поврозь. У них у каждого своя сказка. У каждого одна, а за одну сказку пирог не положен. Если бы они все три вместе придумали, тогда бы другое дело.