Сказки Гореловской рощи (Повесть-сказка)
Шрифт:
И вдруг решительно шагнул к капусте:
— Чего это я самого себя томить буду? Есть же в этом кочане моя доля? Есть. Так какая разница, когда я ее съем, сейчас или чуть позже?
Прикинул на глазок, сколько должно выпасть на его долю, и съел. И стал кочан еще чуть меньше, а живот у Зайца еще чуть больше.
Сидит Заяц, ножки калачиком, хмурится. Хоть и не больно это у него хорошо получается, но все-таки хмурится. Ворчит:
— Чего они не идут так долго? Тут измаешься, слюной изойдешь, пока они варить соберутся. Да и зачем варить? Капуста
Говорит, а сам все ближе, ближе к вилку подвигается. Придвинулся вплотную и сжевал с него еще несколько листков.
— Я, — говорит, — меньше всех, а маленькому всегда побольше дают.
Так листик по листику и раздел Заяц кочан до самой кочерыжки. И только тут спохватился:
— Что же я наделал?
И слышит, пробирается кто-то сквозь чащу, шебуршит листьями.
— Сейчас мне попадет, — перетрусил Заяц.
Но так как он был умным Зайцем, то не стал дожидаться, когда его бить будут, нырнул в кусты, только его и видели.
А на полянку с охапкой ровных сухих палочек Лиса вышла. Бросила на траву, вздохнула:
— Устала, пока донесла. Ну да ладно, наварим
сейчас щей, наедимся и ляжем спать... Э, а где же кочан наш?
Ширк, ширк Лиса по полянке — нет капусты, одна кочерыжка валяется, съел кто-то. И Зайца нет. сквозь чащу, слышно, шагает Барсук и хвастается:
— Я, наверное, первым иду. Я вон как торопился. Обеими лапами хватал.
Охнула Лиса:
— Увидят меня сейчас возле кочерыжки и подумают, что это я капусту съела. И попадет мне. За чужой грех попадет. Всех блох выколотят. Вгорячах и покалечить могут.
Но так как Лиса была умной лисой, то не стала она дожидаться, когда ее бить будут, кинулась в кусты, только шорох пошел по ним. И не догадывалась раньше, что в ней прыти столько. А на полянку Барсук вышел, дрова принес. Посмотрел — нет никого и осклабился.
— Так и есть, я первый. Не зря же я старался, обеими лапами хватал. Наварим сейчас щей и узнаем, какие они на вкус, щи вареные... Но я что-то капусты не вижу. И Зайца нет почему-то. Бросил Барсук дрова и давай полянку обшаривать. Наткнулся на капустную кочерыжку и рот разинул:
— Съел кто-то.
Слышит: Медведь сквозь чащу продирается, басит на весь лес:
— Что вы там принесете? Ни дыма, ни огня от ваших дров не будет. Что в вас силы? Вот я так почти целое дерево волоку.
— Попался, — охнул Барсук и присел от страха. — Увидит меня Медведь с кочерыжкой и скажет, что это я съел капусту. И мне попадет. Ни за что попадет. Ухватят за волосы и откуделят.
Но так как Барсук был умным барсуком и знал
что небитым быть лучше, чем битым, кинулся он в кусты и с той поры старается не попасться Медведю па глаза. А Медведь вышел на полянку, осмотрелся, покачал нечесаной головой:
— Нет еще никого. Эх, мелкота. Нашли, гляди, теперь по сучку и донести не могут. Не то что я — почти целое дерево приволок. Сейчас разожжем с Зайцем костер и начнем щи варить. Пока остальные придут, а уж у нас и щи готовы будут.
Но смотрит Медведь: один он
— Я тоже прутик в общий костер несу. Мне тоже дадите щец похлебать.
— Втюхался! — обмер Медведь. Заплескались в голове мысли тревожные: — Подумают на меня теперь. Скажут: «Съел Медведь кочан капусты и не поделился ни с кем». Срамотища-то какая. И так как Медведь был умным медведем, то он не стал дожидаться, пока соберутся на поляну звери и увидят его, большого, возле маленькой обглоданной капустной кочерыжки. И хоть ленив бегать был, бросился со всех ног в кусты и спрятался у себя в берлоге.
И пошла с той поры у зверей дружба врозь. Прячутся они друг от друга по кустам, стыдятся в глаза поглядеть. И все ищут Зайца, чтобы признался по честному, что это он съел капусту. Зайцу признаться не трудно, да не уверен он, что его бить не будут, оттого и носится по лесу, прячется ото всех. Уж больно битым Зайцу быть не хочется, потому что считает он, что небитым быть лучше, чем битым».
Не успел волк закончить свою сказку, как вскочил заяц с Рыжими Усами и закричал:
Неправда! Не было такого!
Волк пожал плечами:
— Я не говорю, что это сейчас было. В древности.
И он постучал себе лапой в грудь:
— Поверьте, я говорю искреннюю правду. Мне это лично мой дед рассказывал — волк Зубастая Челюсть.
Закричали и другие зайцы:
— Не было такого!
— Это он все придумал.
— Не верьте ему.
Шум поднялся.
Медведь Михайло улыбался, он был доволен. Гремел густым басом:
— Ага, завозились, длинноухие. Давай, волк, говори, что завещали нам предки. Это нам каждому знать надо.
— Я буду говорить, Михайло Иваныч, потому что вы всего еще не знаете. Ведь зайцы они... они иногда вслух говорят одно, а про себя думают совсем другое.
— Неправда! — шумели зайцы.
Они привскакивали с мест.
Размахивали лапами.
Громче всех кричал заяц с Рыжими Усами:
— Это оговор, не слушайте его. Мы, зайцы, что думаем, то и говорим. В этом и беда наша.
А волк стукнул себя лапой в грудь, сказал:
— Что ж, мне вы можете и не верить, но ведь я не свои сказки рассказываю, а передаю вам сказания наших предков. А этим сказаниям вы обязаны верить, потому что сказания наших предков — это их завещание, это их наказ нам. А в одном из таких сказаний вот что говорится:
«Бежал Заяц по лесу, о своих заячьих делах думал и не заметил, как вышел из-за деревьев на просеку медведь. Хватился, а тот уже совсем рядом — большой, лохматый, угрюмый. Заяц побелел. Заяц посерел. Зайцу бы надо в кусты, а он замер на месте, сжался в комочек, поднял на медведя желтенькие глазки и моргнуть даже боится.
Придвинулся к нему медведь, закряхтел:
— Куда путь держишь, косой?
— Да вот, Михайло Иваныч, — залепетал Заяц,— из деревни бегу. Ходил посмотреть, не выросла ли на огородах морковка.