Сказки и истории
Шрифт:
А еще через пару дней в большой оранжерее за домом обнаружилась течь, и кто-то из взрослых спросил нас за завтраком, не бросались ли мы камнями. Мы сказали, что не бросались, и это была чистая правда. После завтрака Освальд сказал Дикки:
— Как ты думаешь, что будет тому, кто разбивает оранжерею мячами для игры в «файвз»?
— Значит, ты признаешь, что мяч перелетел через дом? Тогда я выиграл спор! — заявил Дикки.
Но Освальд отказался признавать свое поражение до тех пор, пока не будет найден мяч. Он сказал, что еще ничего не доказано.
После этого два или три дня непрерывно лил дождь, и оранжерея начала протекать уже а нескольких местах, и взрослые сказали, что во всем виноват человек, который
Рабочие много смеялись и шутили; они позволили нам по очереди взобраться на самый верх лестницы и посмотреть на оранжерею через прозрачную крышу. Когда я говорю «нам», я имею в виду себя и Дикки, потому что Эйч-Оу еще слишком мал и до сих пор ходит в длинных чулках. Потом они ушли обедать, а Эйч-Оу отправился на кухню проверить, готовы ли пироги, которые он состряпал из оконной замазки, подаренной ему рабочими. Ему удалось тайком от кухарки засунуть свои пироги в печь. Вряд ли это прошло ему даром; во всяком случае обратно он не вернулся.
Итак, мы остались в саду вдвоем. Дикки сказал:
— Я знаю, где находится мяч. Он наверняка застрял в водосточном желобе на крыше котельной. Если ты поможешь мне перетащить туда лестницу, я его достану. Он должен быть там, потому что больше ему быть негде. Я уверен на все сто, что он перелетел через дом.
Освальд, не имевший привычки отказывать, когда его просили о помощи, взялся за один конец лестницы, Дикки — за другой, и вскоре она уже была приставлена к черепичной крыше котельной. Дикки залез наверх и осмотрел водосточный желоб. Разумеется, все его поиски были напрасными, поскольку мяч — я в этом не сомневался — никогда не перелетал через дом.
Когда Дикки спустился на землю, Освальд спросил:
— Ну и как оно там? Много мячей нашел?
— Не твое дело, — ответил Дикки. — Ты и сам думал, что мяч застрял в желобе. Все равно я выиграл это пари.
Вот так, черной неблагодарностью отплатил он своему брату за его помощь в перетаскивании лестницы. Освальд отвернулся и уходя, небрежно бросил через плечо:
— Да, кстати, не забудь убрать лестницу на место — туда, где она стояла вначале.
Впрочем, у Освальда было доброе сердце — это ему однажды сказал дворник, которому он дал полпенни, — и когда Дикки крикнул: «Освальд, постой! Не будь гадиной!», он не захотел ею быть и вернулся. Лестница была вновь перенесена к оранжерее, но Освальд еще какое-то время не разговаривал с Дикки, пока эта размолвка не отошла на второй план благодаря крысе, которую Пинчер поймал в огуречном парнике.
Но вот прозвенел колокольчик, звавший нас к обеду, однако мы задержались, потому что в саду как раз появились рабочие; один из них накануне обещал принести Освальду дверные петли для кроличьей клетки, которую он задумал построить. Пока он беседовал с этим человеком, другой рабочий начал подниматься по лестнице. Дальше все происходило стремительно — вы не успели бы даже сказать «ах ты, черт!» Нижний конец лестницы вдруг поскользнулся на гладких плитах огибающей оранжерею дорожки и, прежде чем кто-либо из рабочих подоспел на помощь, верхний конец сорвался вниз вместе со стоявшим на нем человеком. Это было самое жуткое зрелище из всех, какие мне доводилось видеть. Человек неподвижно лежал на земле, вокруг него толпились остальные, мешая нам с Дикки подойти поближе. Затем старший рабочий — тот самый, что принес Освальду дверные петли, — сказал:
— Нужно позвать доктора.
Все эти рабочие люди — ужасные тугодумы, уж тут ничего не попишешь; обычно проходит очень много времени, пока они поймут, что от них требуется. Освальд не стал дожидаться, когда это произойдет и с криком «Я сейчас!» стремительно помчался к дому доктора. Дикки летел за ним по пятам.
К счастью, доктор оказался у себя и, узнав, в чем дело, тотчас поспешил к месту происшествия. Освальду и Дикки было велено удалиться, но они не послушались, хотя колокольчик, долго и безуспешно зазывавший их на обед, теперь уже звонил требовательно и сердито. Братья спрятались за углом оранжереи и оттуда услышали слова доктора о том, что у пострадавшего сломана рука и никаких других серьезных повреждений нет. Бедняга был отправлен домой в кэбе; Освальд и Дикки упросили кэбмена, который был их старинным приятелем, взять их с собой; Таким образом, пристроившись на запятках, они доехали до дома, где жил рабочий, и увидели его жену, вышедшую на крыльцо. Едва взглянув на горемыку, она воскликнула:
— Боже мой, Гас, что стряслось на сей раз? Вечно ты попадаешь в истории!
Несмотря на раздраженный тон, мы чувствовали, что сердце ее полно сострадания.
Когда она завела своего мужа в дом и затворила дверь, мы отправились в обратный путь. Этот рабочий, чье имя, как мы узнали, было Август Виктор Планкетт, имел редкостное удовольствие жить на втором этаже прямо над конюшней. Позже Ноэль посвятил ему одну из своих поэм:
О муза, не останься равнодушной К тому, кто обитает над конюшней. Его жилище скромно и убого, И кэбмен, что его привез, живет через дорогу. Когда явился он со сломанной рукой, Жена его сказала «Боже мой»…И так далее в том же духе. Вся поэма заняла двести двадцать четыре строки и у нас не хватило шрифта для того, чтобы набрать ее на печатном станке. Именно в тот день, возвращаясь домой от конюшни, мы впервые увидели Козла. Я угостил его кусочком кокосового мороженого, Козлу оно явно пришлось по душе. Это был настоящий здоровенный козел, черно-белый, с рогами и бородой, другой конец которой был привязан к изгороди. Вскоре появился и его хозяин, который, заметив, что мы интересуемся Козлом, предложил нам его купить. А когда мы спросили — чисто из вежливости, потому что у нас не было денег кроме двух пенсов и полпенни в кармане у Дикки, — сколько но хочет за Козла, хозяин сказал:
— Семь шиллингов шесть пенсов — это минимальная цена. Вы не прогадаете с покупкой, юные джентльмены. На самом деле этот козел стоит втрое дороже.
Освальд умножил в уме и получилось, что действительная стоимость Козла равна одному фунту двум шиллингам и шести пенсам. Закончив подсчеты, он грустно вздохнул и пошел своей дорогой. Освальду очень хотелось иметь живого Козла.
Я не помню, чтобы мы когда-нибудь еще так поздно являлись к обеду. Мисс Блэйк не оставила нам пудинга; Освальд стоически перенес эту неприятность, тем более что все его мысли в то время были заняты черно-белым Козлом. Однако Дикки, не имевший столь сильного внутреннего стимула, был страшно удручен отсутствием сладкого и совершенно раскис, так что Дора даже высказала опасение, не заболел ли он корью.