Сказки и истории
Шрифт:
Лорд Тоттенхэм вытянул одну из старых поэм, которая называлась «Гибель фрегата „Малабар“». До выхода на пенсию лорд Тоттенхэм был адмиралом, но, несмотря на это, поэма не вызвала у него отвращения. Это был очень милый пожилой джентльмен, всегда хорошо к нам относившийся, хотя кое-кто и считает его «чересчур эксцентричным».
На папиной бумажке оказался новый стих:
«Раскрой глаза и оглядись вокруг, Засунь себе в карманы руки, друг; Все, что увидишь, старайся купить, В карманах найдешь ты, чем заплатить. Не забывай этот мудрый совет ИПрочитав это, папа рассмеялся и как будто остался доволен. Небольшой конфуз вышел с миссис Моррисон, мамой Альберта, когда ей достался стишок, который Ноэль в свое время посвятил памяти черного таракана. Этот незадачливый таракан съел подсыпанную ему кем-то отраву и был найден дохлым на полу в прихожей. Миссис Моррисон назвала это стихотворение гадким и сказала, что у нее от таких вещей начинают бегать по коже мурашки. Вот она, эта вещь:
«О, черный таракан, я плачу и рыдаю — Ужель скончался ты во цвете своих лет? О, черный таракан, я так переживаю, И без тебя не мил мне белый свет. Задрал ты лапы, лежа на спине, Ужасно горько это видеть мне. Как я хочу, чтоб ты быв жив опять, Хоть многим людям это не понять.»Многие и впрямь это не поняли, особенно женщины, если судить по их довольно-таки кислым улыбкам. Но вслед за тем пришла пора самому Ноэлю прочесть что-нибудь вслух; его поставили на стул, все снова оживились, и каждый из гостей, демонстрируя свою щедрость и широту души, заплатил по шесть пенсов за право послушать юного гения. И юный гений, собравшись с духом, начал декламировать одну из самых длинных своих поэм, прославляющую подвиги герцога Веллингтона:
«Хвала герою, не склонившему знамен, Когда напал на него сам Наполеон, Который думал, что весь мир он покорит, Но вдруг под Ватерлоо был разбит…»Я много раз слышал эту поэму, но в тот день Ноэль был явно не в ударе; он говорил все тише и тише и постепенно перешел на едва слышный испуганный шепот, так что публика не расслышала ничего кроме двух последних строк:
«…Солдат британских славит этот стих, Мы все мечтаем быть похожими на них.»Тут все принялись что было силы аплодировать, однако Ноэль выглядел страшно расстроенным и уже готов был разреветься. Тогда миссис Лесли сказала:
— Ноэль, я так взволнована твоими стихами, что снова сделалась бледна как лилия. Ты не прогуляешься со мной по саду, чтобы я понемногу пришла в себя?
Насчет бледной лилии она, положим, преувеличила, поскольку лицо ее было ярко-красным, как обычно, но ее приглашение оказалось очень своевременным — таким образом Ноэль избежал публичного позора. Мы же получили за его декламацию семнадцать с половиной шиллингов, так что его старания отнюдь не пропали даром.
К сожалению: того же нельзя было сказать о наших трудах по рекламированию тайной лотереи, поскольку на базар явились лишь те люди, которым мы собственноручно написали письма с приглашением. Разумеется, я не беру в расчет пятерых уличных мальчишек, в драке с которыми Освальд потерял свои противни. Эти пятеро были здесь, они шатались от прилавка к прилавку, но ничего не покупали, потому что не имели наличных денег. К тому же они надо всем насмехались и вообще вели себя неприлично. В конце концов дядя Альберта спросил, как они полагают, не соскучились ли по ним их почтенные родители, и мы вдвоем выпроводили мальчишек за ворота, где они потом еще долго стояли, выкрикивая всякие гнусности. Чуть позже появился еще один незнакомец, и Освальд решил было, что реклама начинает давать плоды. Но незнакомец сказал, что желает поговорить с хозяином дома, и был проведен в кабинет наверху. Между тем вечер подходил к своей кульминации. Освальд уже перемешивал номера в глубокой отцовской шляпе, а Дора с Алисой продавали гостям билеты по полкроны за штуку, расписывая при этом ужасные страдания бедного человека, в пользу которого и затевалась наша лотерея, когда вошла Сара и объявила, что господина Освальда срочно зовут в кабинет. Освальд пошел, недоумевая, кому и зачем он мог понадобиться в такой ответственный момент, когда вот-вот должен был начаться розыгрыш Козла. Но едва он перешагнул порог кабинета и услышал слова отца «Освальд, этот джентльмен — детектив из Скотленд-Ярда»: как всякие мысли о Козле мигом вылетели из его головы и он только успел подумать с облегчением, что теперь, когда папе уже известно все о мячике и о лестнице, ему будет не так страшно держать ответ перед судом. Он пока еще не знал, посадят ли его в тюрьму за то, что он оставил лестницу на скользкой дорожке, и если да, то какой срок полагается за это преступление.
Тут папа показал ему один из рекламных листков, отпечатанных на нашем печатном станке, и спросил:
— Я полагаю, это твоих рук дело? Мистер Биггс прибыл сюда по долгу службы, чтобы предотвратить нарушение законов на проведение денежных лотерей, а нарушители караются правосудием.
Освальд был неприятно удивлен суровостью английского правосудия. Мысленно он уже видел себя за решеткой.
— Мы этого не знали, папа, — пробормотал он после долгой тяжелой паузы.
— Будет лучше, если ты расскажешь всю правду этому джентльмену, — сказал отец.
— Август Виктор Планкетт упал с лестницы и сломал руку, — начал Освальд. — Возможно, это случилось по нашей вине, потому что мы перед тем двигали лестницу и, наверное, плохо ее закрепили. Тогда мы решили устроить благотворительный базар, чтобы помочь мистеру Планкетту, перед которым мы оказались виноваты. Базар сейчас как раз в самом разгаре, и мы уже собрали три фунта два шиллинга и семь пенсов — по крайней мере, столько денег было на блюде, когда я их в последний раз пересчитывал.
А как насчет лотереи? — поинтересовался мистер Биггс. По его виду было непохоже на то, что он собирается сей же момент брать Освальда под арест, и Освальд слегка приободрился. — Призом является денежная сумма?
— Нет, нет, что вы! Просто это очень ценный приз, за который вы можете всегда выручить верные деньги.
— В таком случае это не денежная лотерея, — авторитетно заявил мистер Биггс, — и, стало быть, здесь нет ничего противозаконного. А что представляет собой этот приз?
— Значит, мы можем провести лотерею? — осторожно спросил Освальд.
— Конечно, можете, — сказал мистер Биггс, — если только вы разыгрываете не деньги. Так что это за ценный предмет?
— Ну же, Освальд, — подхватил отец, видя, что тот замешкался с ответом, — скажи нам, что это за предмет исключительно редких достоинств?
— Я предпочел бы не говорить, — промолвил наконец Освальд, чувствуя себя очень неловко.
Мистер Биггс сказал что-то насчет своего профессионального долга, и папа вновь обратился к Освальду:
— Не будь таким упрямым. К чему эта скрытность? Я совершенно уверен, что за этим не стоит ничего постыдного!
— Нет, конечно же, нет! — воскликнул Освальд, чрезвычайно гордившийся своим Козлом.
— В чем же тогда дело?
— Понимаете, сэр… — сказал Освальд с отчаянием в голосе, предчувствуя, что терпению его отца очень скоро придет конец, — понимаете, этот К… я хочу сказать, этот приз является тайной, о которой никто не должен знать до самой последней минуты.