Сказки Китая
Шрифт:
– Не печалься, дядюшка, жену я себе нашел, вчера в дом привел, вот и поспешил к тебе с радостной вестью.
Услыхал это старик, не стал спрашивать, правда это или неправда, хлопнул племянника по плечу и говорит:
– Оказывается, смекалки да ума тебе не занимать. Не зря я на тебя надеялся. Вот счастье-то! А как бы мать обрадовалась, коли б дожила!
Собрался юноша домой, дядя его за ворота провожает и говорит:
– Один ты у меня в целом свете, никакой родни больше нет, так что хочешь не хочешь, а вскорости я к тебе в гости нагряну, племянникову жену поглядеть хочу.
Испугался
– Лучше не ходи! Лет тебе много, а дорога в горах трудная!
Не поддается старик на уговоры, на своем стоит:
– Легко, что ли, было тебе жену добыть? Пусть шаг мой в три пальца длиной будет, все одно приду!
Воротился юноша домой, тяжело у него на душе: скоро придет к нему его старый дядюшка, что он ему скажет, что покажет? В доме у него только ветер гуляет! Узнает дядюшка, что он неправду сказал, рассердится да опечалится. Как же быть? Думал он, думал и придумал. Взял коромысло, повесил на него две корзинки, пошел на реку. Набрал глины, наполнил корзинки и грустный такой говорит сам себе:
– Не ведаешь ты, дядюшка, что племянник твой тебя обманул. Не знаешь, что радость твоя пустая.
Говорит так Вань-шоу, а слезы сами из глаз капают. Принес он глину домой, вылепил куклу, лицо ей мукою посыпал, чтоб белым было, нарисовал брови, длинные, в разлет, маленький рот чуть приоткрытый, вот-вот, кажется, заговорит кукла, просверлил два глаза, - глядят, будто живые. Смотрит Вань-шоу на куклу, тяжко вздыхает. И ладная она и красивая, а все равно кукла, не человек.
Шестого дня первого месяца ровно в полдень постучался в ворота дядюшка. Аж пот прошиб юношу, на лбу испарина выступила. Но в спешке, как говорится, без смекалки пропадешь. Схватил юноша куклу, на кан положил, подушку ей под голову подложил, сверху одеялом прикрыл и побежал ворота отворять. Вошел дядюшка, веселый такой, по сторонам посматривает, ищет - нигде не видать племянниковой жены. Только хотел про нее спросить, а племянник скамейку ему пододвинул и говорит:
– После дальней дороги первым делом отдохнуть надобно.
Только уселся старик, а Вань-шоу опять суетится:
– Поди, жажда тебя одолела. Я пойду, мигом воды вскипячу. Не успел дядюшка и слова вымолвить, а Вань-шоу уже за хворостом убежал.
Воротился, вскипятил воду, напоил дядю и опять куда-то умчался. Уж очень хотелось ему чем-нибудь вкусным попотчевать дядюшку, да ничего у него не было, ни горстки лука, ни кореньев. Стыдно юноше, стоит он перед дядюшкой, не знает, что делать. А дядя отхлебнул кипятку и поставил чашку на место. Сразу приметил, что не в себе племянник, и говорит:
– Давненько я у тебя сижу, а жены твоей так и не видел. Ну-ка кликни ее, пусть потешит меня, старика!
Пуще всего боялся юноша этих слов. Отвечает он дяде:
– Хворает у меня жена. Уже который день с постели не встает!
Услыхал это дядюшка, опечалился, будто сам захворал, а может, сильнее, не стал кипяток пить, с места вскочил и говорит племяннику:
– Что ж ты раньше мне не сказал? Я пошел бы да проведал ее! Сказал он так и пошел в комнату, где кукла лежала. Вань-шоу вперед дядюшки забегает, подошел к кану и говорит:
– Дядюшка тебя проведать пришел, поднимись, коли сил достанет.
Смотрит
– Полегчало тебе, доченька?
Кто бы мог подумать, что после этих слов чудо приключится. Одеяло зашевелилось и женским голосом отвечает:
– Полегчало, дядюшка, да ты садись, пожалуйста!
Испугался Вань-шоу, руку от одеяла отдернул. «Как же так?
– думает.
– Сам глиняную куклу под одеяло клал, а она возьми да и заговори!»
Женщина тем временем села в постели, откинула с ушей волосы и говорит юноше с укором:
– Что же ты за человек такой! В кои-то веки дядюшка старенький к нам пожаловал, а ты разбудить меня боишься, будто я и впрямь занемогла. А чем, скажи, будешь гостя потчевать?
Видит дядюшка - сидит на кане племянникова жена жива-здорова. Собою ладная, речи складные. Радостно старику, будто цветок у него в сердце расцвел.
И говорит дядюшка:
– Сыт я, невестушка, ничего мне не надо. Лежи да отдыхай.
А у юноши сердце скачет, колотится. Будто встречал он эту женщину где-то, только никак не припомнит где. А женщина опять ему говорит:
– Нелегкий да неближний путь прошел дядюшка, пока сюда добрался. Как же его не накормить? Ты здесь сиди, а я стряпать буду.
Женщина мигом соскочила с кана и пошла в соседнюю комнату. Старик рад, на кан забрался, а у племянника, как говорится, сердце семь раз вверх подпрыгнуло, восемь раз вниз упало. Ведет он с дядей разговор, а сам слушает, что делается в соседней комнате, ни звука не пропускает. Вот застучал по доске нож: тук-тук. Вот огонь в печи раздувать стали. Будто и времени совсем мало прошло, вносит женщина пельмени, пар от них так и валит, так и валит. Пуще прежнего дивится юноша: из чего же это она пельмени сделала?
Поел дядюшка и веселый домой пошел. Проводил его Вань-шоу, воротился, смотрит - женщина в доме сидит, его дожидается. Теперь-то уж он все у нее выведает.
Спрашивает юноша:
– Кто ты, скажи мне наконец!
Опечалилась женщина, подняла руку, показала пальцем под стол и говорит:
– Может, померещилось мне, что там глиняная кукла?
Заглянул юноша под стол, а там мешок валяется. Посмотрел в мешок, а в мешке и в самом деле кукла!
Вздохнула тут женщина, да так печально, и говорит:
– Прежде мы чуть не каждый день с тобой встречались. Неужели не признал меня?
Вспомнил тут Вань-шоу. Да ведь это та самая женщина, которая на сцене тогда пела. И чудно ему и радостно. А женщина поглядела на Вань-шоу и холодно так говорит:
– Не ломай ты себе головы, я всю правду тебе скажу. Знаешь, кто я? Карп-оборотень! Незавидная мне выпала доля. Живу одна-одинешенька, ни одного родного существа нет рядом, а хозяйка моя, черная черепаха, с малолетства заставляет меня пеньем ее ублажать. Не спросит, здорова ль я, больна ли, в любое ненастье на сцену гонит. Несколько дней назад отправилась куда-то черепаха поразвлечься. Дай, думаю, поплыву по течению. Поплыла и добралась до вашей деревушки. Слышу - горюешь ты да убиваешься, вот и решила тебе помочь, а за одно и дядюшку твоего утешить.