Сказки Ленинградской области
Шрифт:
— Где ты, — говорят, — ходишь долго? Сегодня сороковой день, уж вот справлять надо.
— Да, — говорит, — был на могилке. Женка воскресла, с ямы вышла, и вот пошли домой. Она, — говорит, — наверно, куды-нибудь спряталась. Дома, — говорит, — наверно.
— Да что ты говоришь, сынок! Ведь это тебе видится аль бредится, аль что такое, — ведь сегодня уже сороковой день! Где она воскресла?
— Ну бросьте вы, я сейчас выкопал с ямы, воскресла женка.
Начал искать он в дому-то, а дом купеческий был, так комнат много, двенадцать комнат, аль
Потом он что:
— Наверно, — говорит, — запуталась да пошла мимо по дороге… К Питеру эта шоссейная дорога-то идет.
Ну, побежал он по этой дороге. А там — километров пять пробежал — пасет пастух коров» коров пасет стадо.
— Вот, — говорит, — пастух, ты видел аль не — тут какая женщина проходила по этой дороге?
— Нет, — говорит, — не проходила никакая женщина. Только проезжал тут какой-то большой начальник на тройке и кучер, а рядом сидела, — говорит, — очень красивая женщина.
— Ну всё. Всё! — и махнул рукой.
Не пойдешь, не побежишь. В Ленинграде не в деревне. Где ты искать будешь? Там разве найдешь?! Вернулся домой.
— Ну правду, — говорит, — старик сказал, что не к лучшему, а к худшему. Только воскресла женка и опять потерялась. Всё.
Ну вот живут. Жили тут так как-то недели две. Отец помер, купец этот. Через несколько время, незадолго тут, и мать померла. Он остался один.
— Что, — говорит, — теперь мне делать? Распродам всё имущество, а сам, — говорит, — пойду служить в солдаты.
Ну и взял начал продавать — как бы быстрее только распродать. Например, вот что ни стол — стоит девять рублей, так он за пять рублей, за половинную цену в общем. Шкаф стоит двадцать — тридцать рублей, так он ну… за половинную цену. Распродал всё имущество. Все же денег, хоть дешево продавал, накопилось много, больше трехсот тысяч денег.
Деньги в бумажник, в карман, и сел за стол, и думает: «Куда написать заявление в солдаты служить?»
— А, — говорит, — мне фамилия Семенов (а славился в Питере такой Семеновский полк, раньше был), напишу, — говорит, — в Семеновский полк.
Ну, а парень был грамотный — сын купца, так он ученый был, грамотный. И вот написал заявление в Семеновский полк. Очень быстро пришел ответ: «Пожалуйста, приезжайте, принят будешь».
Вот он и поехал в Семеновский полк. Конечно, его приняли сразу. Начал там занятия… Он парень грамотный, так что всё — наизусть.
И стал он служить в Семеновском полку, и стал он первейший солдат в Семеновском полку.
Потом этому командиру Семеновского полка как-то надо денщика ему. Вот и взяли, по приказу провели, что вот Семенова этого к полковнику в денщики. (А женка там, у этого командира Семеновского полка!) Он пришел туда.
— Ну давай, давай, — этот полковник говорит, — раздевайся, товарищ Семенов! Вот будешь жить у нас будешь тут, всё в порядке.
Ну, он сразу пришел, видит — женка сидит за столом, евонная женка, которая воскресла. Он
Ну и так начал жить. Живет, живет. Всё сделает, выполняет очень хорошо. Но эта женка этому полковнику говорит:
— Ты, — говорит, — худого, плохого денщика себе подобрал.
— Почему? — говорит. — Он первейший солдат в Семеновском полку. Вот его и выдвинули, по приказу провели.
— Да, — говорит, — он действительно хороший парень. Но, — говорит, — если этот денщик будет жить у нас, то меня угробит или тебя. Житья не будет.
Ну, конечно, полковник задумался:
— Почему так? Это что вы так говорите?
— Да вот…
— Ну, расскажите, для чего это так?
Она говорит:
— Он, — говорит, — конечно, бывал мой муж. Я была померши, и вот я воскресла. Вот помните, тогда на лошади меня увезли сюда? Тогда с могилки мы шли. И вот он остался там, а вы меня забрали.
Ну, действительно, полковник тут и говорит:
— Конечно, тут уж житье нехорошо будет. — Надо, — говорит, — как хошь этого денщика снять его с работы.
А снять как ты снимешь? Приказом проведёно. Он работает честно, хорошо. Снять нет причины-то никакой.
Ну, он возьмет да дает ему наряд там вне очередь какой-нибудь — ну, безвинно, незачто дать-то, дак… Он наряд выполнит, всё равно работает честно, добросовестно, хорошо, выполняет всё.
Второй, третий там, до того дошло уж — в трибунал его дали. Ну, за что-то там. Этот полковник:
— Прямо чисто надо как хошь его выжить!
Ну, в трибунал дали, его судили…
Да! (Позабыл я немножко тут.)
— Мы, — говорит полковник-то, — поставим его на пост, вот, к денежному ящику и потом, — говорит, — этот денежный ящик поставим вот…
А деньги эти и документы с денежного ящика (они там подговорились, полковник этот, с начальством с каким-то) обрали, сняли дно, разбили в ящике.
И они стоят на посту, трое часовых. А он на смену как поступил на два часа, вдруг сделали проверку по всем постам — не только что у денежного ящика, по всем постам проверку сделали. Приходят к этому денежному ящику. Семенов стоит на посту.
— Что, — говорят, — всё в порядке?
— Да всё, — говорит, — в порядке. Замок, всё в порядке, сургуч — всё залито, ящик в порядке.
Как подняли, так дно разбито, нет там денег, документов, ничего. Ну, взяли и арестовали этого Семенова. Семенова арестовали, и начальника караула, и разводящего — троих. И дали трибунал.
А через двадцать четыре часа… судили их, присудили высшую меру — дали расстрел. Разводящему, караульному начальнику и вот этому Семенову, часовому.
Ну, повезли их в чисто поле. Выкопали яму большую. Перед ямой их поставили. И взвод солдат пришел. Только команду дать: «Огонь! Залп!» — и убьют их. Трупы туды их в яму упадут, зароют, похоронят — и всё, конец. Больше всё.