Сказки Лэя Лилэя
Шрифт:
– Что ж ты, мастер, на свет не глядишь, одним цветком бумажным любуешься? – как-то раз принцесса его спрашивает.
– Жду, покуда распустится, – отшутился сапожник вроде.
Ушел к себе в каморку, на постель упал да сном забылся. А поутру просыпается, видит, нет на столе розана старого пожелтевшего, только на подоконнике роза белоснежная лежит из бумаги шелковой, все лепестки раскрытые. Распустился цветок неживой. А под окном парень какой-то хохочет-заливается:
– Ну что, мастер, износил я подошвы, истоптал по свету, новые сладишь?
– Клеем залью, -
Хохочет вышивальщик, монету в пальцах вертит.
========== Нечисть ночная ==========
Хороши мои сестры, ночные тени, высокие, гибкие, с окутанными белым туманным шелком станами, пляшут мои сестры на лугах, плещут белыми рукавами, траву не приминают. Хороши мои братья, скрипачи полуночные, озорные да смешливые, каждый собой прекрасен, в глаза смертному глянет – обморочит, зачарует, увлечет на лугу плясать, на травах любиться. Налетят следом сестры, засмеются, закружатся, склонятся телами бледными, обольстят, зацелуют смертного.
Только унеслись мои сестры, улетели братья – что им, танцующим да беспечным, судьба младшего братца, беспутного. Людей губить не желал, на пляски смертных не влек, вот и попался колдуну черному, страшному. Спутал он мне руки тонкие, на коня своего вскинул да умчал в края далекие, где на утесе высоком стоит его замок.
– Боишься меня? – спрашивает негромко колдун.
Молчу я, что сказать, не ведаю. Луна сменилась с тех пор, как унес меня черный конь за леса, за моря. Живу я у колдуна в плену, не томлюсь – отпускает меня чародей ночами на луг у замка плясать, танцуй, нечисть ночная. Только не тянет меня на пляску, горько мне – отчего сестры покинули, отчего братья не заступились?
А колдун собой хорош, красив, статен, глаза небес синее, кудри ночи чернее, на руки меня вскинет, носит, не морщится, силой не обделен, чародейству обучен – заколдовал мне кубок серебряный, чтобы вода родниковая в нем была всегда. Всем колдун хорош, одно неладно – не поцеловал ни разу. Я сперва думал, любиться украл – какое там любиться, раза лишнего в мою сторону не посмотрел, уйдет с утра в свою башню, на вечерней заре вернется, рукой мне махнет да сгинет в свои покои.
А у меня душа криком заходится, чем я ему не хорош, чем я ему не по нраву? Красив я, звездная нечисть, чем колдуну мои косы серебряные не глянутся, чем ему тело мое не прельстится?
Плохо мне в замке – куда ни глянь, как кости гадальные не кинь, все одно… Сестры не помнят, братья не вспоминают, колдуну не нужен.
– Что грустишь, нечисть ночная, звездная?
А я молчу, чем ответить, не ведаю.
Молчит и колдун, только косы мои гладит. Не выдержал я, потянулся, целовать начал. Чародей так и обмер, я осмелел, руками обвил, на постель повлек.
– Что творишь, нечисть звездная?
– Обидно мне, что не смотришь ты на меня. Зачем крал, если тела моего коснуться не хочешь? Зачем с лугов травяных унес, если я тебе не нужен? Отчего взглядом не одаришь, словом не приветишь?
– По лугам ты своим тоскуешь.
Прижимаюсь я к колдуну, целую. Мой ты теперь, глупый, мой навеки. Унес ты с ночной травы серебряную звезду, поселил в замке – так и в сердце сели теперь.
Танцуют мои сестры, тени ночные, пляшут мои братья, озорные смешливые звезды, пусть себе пляшут, а я себе уже и дом сыскал.
========== Степное солнце ==========
В небольшой таверне на ночлег остановились странствующие монахи, как всегда, закутанные в свои темные одежды с ног до головы. Дело это было обычное, никто и не удивился их появлению, наоборот, приветили самым радушным образом – монахов все любили, они помогали людям, чем могли, странствуя по всему континенту. И монахи отвечали такой же добротой.
– Скажите, уважаемый, - обратился один из них к трактирщику. – А не найдется ли в здешних краях проводника через Интарские степи?
– Ну, отчего ж не найтись, найдется… Только слишком уж это место гиблое, люди пропадают, звери бегут оттуда, разбойники совсем распоясались, чем только и живут они в этих степях. Поговаривают, что они уже и не люди вовсе, мыслимо ли человеку выжить там, где солнце заливает все вокруг, выжигая свои жаром…
– Так есть проводник?
Трактирщик кивнул, повернулся и гаркнул:
– Вед, ступай сюда, нанять тебя хотят.
В помещение вдвинулась фигура, при виде которой кто-то из монахов даже вскрикнул. Попятились все без исключения.
– Степной варвар?
– Из самого Интара, - кивнул трактирщик. – Да не бойтесь вы, наш Вед тут всем знаком, живет уже десять лет в этих местах, помогает всем, кто попросит.
– Десять лет?!
Вед кивнул, поняв, что вопрос адресовался ему.
– Он редко разговаривает, - пояснил трактирщик.
– Что с ним случилось? – поинтересовался кто-то из монахов.
– Того никто не знает. Пришел к нам из степей, без коня, без оружия.
Вед прошел помещение, осторожно опустился на лавку, скрипнувшую под его весом. Монахи вежливо рассматривали проводника. Высоченный, мускулистый, длинные светлые волосы стянуты в хвост на затылке какой-то разноцветной тряпицей, лицо открытое, а в глазах стынет та странная звериная тоска, какая бывает у выброшенных из теплого дома на мороз псов.
– Что с тобой случилось? – один из монахов коснулся его руки. – Расскажи мне, может, я сумею помочь тебе.
– Нет, - кратко отозвался варвар. – Не сумеешь.
– А ты расскажи.
– Не расскажу.
– Расскажи мне свою историю, варвар, - монах не отступал.
Вед хмыкнул горько:
– Умен. Ну ладно, видно, впрямь время пришло. Только ничего в этой истории и нет радостного.
– Ну, о том мы сами рассудим. Говори, Вед.
– Было это десять лет назад, когда я был еще предводителем в своем войске. Совсем молодым был, когда завоевал себе славу на весь Интар, в страхе держал всех разбойников, а сам хуже них оказался.