Шрифт:
ТСС…
04.04.2016
Моя бессонная ночь где-то на полпути между вчера и завтра, а сам я на каком-то пустынном тротуаре из ниоткуда в никуда. Я иду на пару с дождём: мои ботинки шаркают по растрескавшемуся дну города, а редкие капли постукивают по его ржавым крышам. Небо, вечно затянутое тучами, почему-то не рыжее, как всегда в тёмное время суток, а багровое, как кровь. Может, потому что голова у меня раскалывается сильнее, чем обычно? Надо бы проглотить пару таблеток от мигрени. Лекарства – главная ценность, которая у меня есть. Главная ценность, которая осталась в этом больном мире. Ну ещё еда. О нет, совсем не та шикарная еда, которую раньше можно было найти в уже заброшенных домах или в ещё не обжитых подвалах – деревянные консервы в жестяной корке или, скажем, обломок ископаемого хлеба, а если
Я забредаю в проулок, чтобы отлить и съесть таблеток. Естественно, справить нужду можно где угодно, но глотать лекарство всё-таки лучше подальше от чужой головной боли. Шелестя о стену струёй мочи, я достаю пластиковый пузырёк с таблетками – но тут же прячу обратно в карман, потому что замечаю поблизости незнакомого типа, который вырастает словно из-под земли. Точнее, из мусорной кучи.
Хотя неудивительно, почему я сразу не заметил его среди хлама и рвани: тип сам весь какой-то дырявый. Дырявое пальто, дырявая кепка, дырявый свитер. Дырявый взгляд. Его голова по линии носа горизонтально перехвачена не то грязным бинтом, не то траурным бантом, затянутым узлом на затылке. Тип стоит на одном месте, а вот его глаза бегают туда-сюда. Кажется, он успевает заметить, что я богач. Ещё бы, пузырёк с таблетками! Надеюсь, не из-за этого он такой взбаламученный. Правильно надеюсь: тип пристраивается рядом со мной у стены и вжикает своей ширинкой. Похоже, он тоже просто-напросто хочет отлить, – и теперь шелестит своей струёй параллельно моей. Хрена с два, неправильно надеюсь! Тип резко поворачивается, льёт на мой башмак и, пока я соображаю, что к чему, бросается на меня со вспененной пастью. Всё-таки он тоже хочет съесть таблеток – но не своих, а моих.
Я отклоняюсь корпусом вбок, и инерция проносит разъярённого типа мимо меня. Вдогонку я пихаю его своим тяжёлым башмаком в костлявый зад, и мой противник получает дополнительное ускорение. Он семенит заплетающимися ногами, спотыкается о мусорную кочку и, цепляясь за воздух руками, налетает виском на кирпичный угол стены. Не теряя времени, я хватаю с земли шершавый кусок трубы, хотя даже не успеваю решить, зачем он мне: переломать врагу колени или сразу пробить череп, чтобы наверняка? От неизбежного выбора меня избавляет сам тип: после удара о кирпичи он падает навзничь, и его голова неестественно закидывается на плечо, как будто болтается на резиновых позвонках.
Я толкаю типа ногой в плечо. Никакой реакции. Наступаю башмаком на его разжатую ладонь. Тот же эффект. Надавливаю сильнее. Суставы пальцев хрустят под моей подошвой, но сам тип нем и неподвижен. Удовлетворительная реакция.
Я сажусь на корточки и рассматриваю его. Во время потасовки повязка сползла с головы типа и открыла чёрную дырку посередине лица, неровные края которой туго обтянуты зарубцевавшейся кожей. Как в воду глядел – дырявый. Может, сифилис отгрыз нос, а может, другая заразная болезнь – нелюди. Из вмятого об стену виска типа брызжет пульсирующей струйкой кровь. Что тут скажешь… Дыркой больше.
Я оглядываюсь кругом. В окнах ближайших домов не видно ни одного человеческого лица. Но когда рассветёт и небо станет желтушным, здесь будет много нечеловеческих лиц. Потому что все хотят есть. Я могу сейчас уйти – и утром от трупа останутся только драные тряпки. Заманчивое решение, простое и разумное… Но стадной кормёжки не будет. Может, я не самый сообразительный, зато не жру людей и не допущу, чтобы из-за меня их жрали.
Недалеко отсюда есть Дыра. Это огромная яма в несколько кварталов – крохотная язва в самом сердце разлагающегося города. В её недрах громоздятся руины опавших зданий, клубки искорёженных балок и труб, залежи ископаемых автомобилей и танков – всего такого, что когда-то называлось достижениями цивилизации. Цивилизация рухнула вместе с достижениями на дно – и, пока никто не видит, туда же я сброшу труп. Там его вряд ли найдут – достижения теперь мало кого интересуют, а цивилизация и подавно.
Первым делом я натягиваю повязку обратно на лицо трупа и закрываю ею носовую дырку, чтобы не коснуться случайно жуткого рубца и ничем не заразиться, пока буду нести тело. Потом застёгиваю ширинку на штанах типа, чтобы ниоткуда не торчало никаких неудобных сучков, пока буду тащить это костлявое бревно. Затем обшариваю его карманы, нахожу пару сине-белых капсул, бережно завёрнутых в целлофан, и одну таблетку от мигрени. Она точь-в-точь такая же, как мои в пузырьке. Круглая, небольшая, с гравировкой «М» по центру на обеих сторонах – так универсальную валюту не перепутаешь ни с какими другими лекарствами. А вот капсулы я вижу впервые. Отнесу их химикам-менялам на блошиный рынок – они подскажут, что это и сколько стоит в понятных эмках.
Больше у типа ничего нет. Да уж, он не такой богач, как я. Наверное, припас единственную таблетку на чёрный день, когда от мигрени небо в его глазах совсем потемнеет. Но чёрный день настал для него раньше, чем он успел это осознать. А вот мне его таблетка не помешает. И одна моя. Боль утихает, но бескровно у меня над головой всё равно не становится. Что ж, буду считать, что сегодня не мой чёрный день, а этого типа – такой чёрный, что темно даже мне.
Пора идти. Я беру труп за подмышки и, пятясь, волочу его к выходу из проулка – там поперечная улица, потом ещё один проулок, а дальше Дыра. Очень быстро моё дыхание сбивается, и начинают дрожать колени. Интересно, это щуплый тип такой тяжёлый, потому что труп, или я такой слабый, потому что не ел два дня? Нет. Думать одновременно о еде и мертвечине – это не самое удачное занятие. Не выходя из проулка, я оглядываю просторную улицу. Никого не видно. Но типа я заметил не сразу, поэтому теперь решаю выждать немного для верности и присмотреться к окружению.
Вдоль улицы тянется щербатая асфальтовая дорога, а на её обочинах из земли рядами торчат белёсые стволы деревьев. Ни на одном из них нет ни листьев, ни коры. Первые навсегда унёс ветер, когда он ещё носил что-то кроме мусора, а вторую сжевали голодные люди, когда они ещё были людьми. На дороге тут и там стоят ржавые остовы машин. Без стёкол, без сидений, без колёс, без шанса, что их снова подхватит движением, – эти металлические скелеты теперь даже к Дыре никто не удосужится оттащить и в ней похоронить. На ближайшем перекрёстке с погнутого столба светит светофор сразу тремя огнями. Линзы выбиты, задняя крышка оторвана, внутренности выпотрошены – и через пустые круги просвечивает небо. Три огня показывают одно и то же: проезд запрещён. Как бы мир ни менялся, ирония его никуда не девается.
Проходит с минуту – и нигде ни малейшего движения. Я окончательно убеждаюсь, что на улице впереди никого нет, взваливаю труп на спину и, горбясь под его весом, семеню между останков машин, чтобы поскорее оказаться на противоположной стороне дороги. И вот я на месте… На месте замираю как вкопанный – у себя под носом я вижу на зернистом асфальте пару чёрных военных ботинок. Они вышагивают из проулка, в который я сам как раз направляюсь, и останавливаются прямо передо мной. Отлично выждал – идеально попал!
Поздно дёргаться – и я медленно поднимаю глаза. Штаны со множеством накладных карманов. Охотничий нож в чехле на поясе. Розовая косуха с серебристыми заклёпками в виде сердечек, а под нею толстовка. В одной руке трость, в другой бутылка с выцветшей этикеткой. На тусклой бумажке всё ещё читается: водка. Почти полная бутылка. А может, от водки тут одни буквы? Но я не туда смотрю… Мутные радужки, пепельные волосы, тощее, но крепкое тело. Непонятно, мужчина это или женщина. Ясно одно: это существо – слепое.