Сказки на всякий случай
Шрифт:
И вот теперь она лежала прямо посреди стола — украшенная тремя записями, одна другой хуже, — и думала, что делать. Но на ум как-то ничего не приходило… да и стыдно было вот так лежать на виду и оскорблять своим присутствием сразу всех вокруг.
«Да-а-а… — сказала себе Клетчатая Бумага. — Ужаснее судьбы не придумаешь. Иной раз на бумаге пишут любовные письма, печатают стихи или, на худой конец, прозу. Даже когда газеты печатают — и то ничего! В газетах, конечно, тоже много глупостей, но все же не столько, сколько на мне: тут уж просто каждое слово ни в какие ворота…»
Вдруг подул сильный ветер.
Тем не менее ветер уже подкрался к ней и начал осторожненько так поднимать её со стола. Клетчатая Бумага сопротивлялась, конечно… да только тщетно: разве может бумага противостоять ветру?
— Спасите! — совсем тихонько прошептала она, будучи в полной уверенности, что никто её не услышит.
Не знаю, услышал ли Клетчатую Бумагу кто-нибудь или нет, а только уже через мгновение свернулась она в этакий кулёк и… — из кулька тут же получился замечательный шутовской колпак. Повисев немного под потолком, шутовской колпак осторожно и точно спланировал вниз и опустился на голову тому, кто написал на Клетчатой Бумаге всякие глупости. Шутовской колпак пришёлся ему как нельзя впору.
И тут все, кто был в комнате, дружно принялись смеяться:
— Нет, вы только посмотрите, до чего же ему идет этот колпак! Прямо как на него сшит!
А Клетчатая Бумага подумала, что бывают, конечно, судьбы и посчастливее, чем у неё, но… и её судьба, вообще-то говоря, совсем не так уж плоха!
Потому как, скажу вам по секрету, любая бумага только и мечтает о том, чтобы написанное на ней попало к тому, для кого оно предназначено!
ИСТОРИЯ ПРО ОДНО ДОБРОЕ УТРО
Одно Доброе Утро появилось на свет точно так же, как и все остальные добрые утра появляются: кто-то — теперь уж и не вспомнишь кто! — взял да сказал:
— Доброе Утро!
И пошло оно летать по свету, Доброе это Утро. От одного к другому — по эстафете! И каждый, к кому прилетало Доброе Утро, с радостью принимал его, а после передавал кому-нибудь:
— Доброе Утро!
Ах, до чего же все это было замечательно и приветливо! У Доброго Утра даже голова закружилась от того, сколько раз его передавали из уст в уста. Не сильно, конечно, закружилась, а… как на празднике бывает. Его даже, случалось, по нескольку раз одним и тем же людям передавали… но, когда эти люди снова принимали Доброе Утро, они не сердились, а ещё сильнее, чем прежде, радовались: кому же не радостно получить целых два Добрых Утра за одно и то же утро? А то и больше! Некоторым удалось по двадцать раз Доброе Утро принять и передать… так что уже часам к десяти Доброе Утро испытывало приятную усталость — такая бывает, когда множество подарков развёртываешь… всё развёртываешь и развёртываешь, а подаркам конца нет. Того и гляди, скажешь себе: «Ох, и надоело же мне эти подарки развёртывать!» А самому-то, конечно, нисколечко не надоело: так бы, наоборот, всю жизнь развёртывал
Вот и наше Доброе Утро, хоть и испытывало приятную усталость, а всё равно и подумать не могло о том, чтобы прекратить с одних уст на другие перелетать… тем более что все уста улыбались! Да оно и понятно: кто же произнесёт «доброе утро» без улыбки? Даже самые сердитые люди, и те хоть немножко, да улыбнутся — хоть самую капельку.
— Не устали Вы, Доброе Утро? — в половине двенадцатого спросил Доброе Утро один Водитель Троллейбуса, который едва ли не в сотый раз за сегодня получил Доброе Утро и передал его другим.
— Да есть немножко… — призналось Доброе Утро и порозовело.
— Потерпите, осталось совсем чуть-чуть, — ласково сказал Водитель Троллейбуса. — Еще полчаса — и Вас сменят.
— Сменят? — испугалось Доброе Утро. — Как же это так… «сменят»-то?
— Как обычно, — объяснил Водитель Троллейбуса. — Кончится утро и начнётся день. Он всегда в двенадцать часов начинается.
Доброе Утро задумалось. Ему не хотелось кончаться! Конечно, оно немножко устало, но усталость-то эта была приятная… Что же теперь: только полчаса — и всё? Куда ему тогда деваться, интересное дело? Оно так и спросило Водителя Троллейбуса:
— И куда мне тогда деваться, интересное дело?
— Ну-у-у… — протянул Водитель Троллейбуса, — этого я не знаю. На моей памяти все добрые утра куда-то девались, только я не спрашивал, куда именно… Разве Вам ничего не сказали заранее?
— Нет… — растерялось Доброе Утро. — Заранее мне никто ничего не говорил. Я просто само по себе пошло летать по свету: от одного к другому — по эстафете!
— Вот странные люди! — тоже растерялся Водитель Троллейбуса: ему было жалко Доброе Утро. — Отправят в мир такое вот Доброе Утро — и совсем не говорят ему, что делать! — Тут он подумал и сказал: — Мне кажется, скорее всего, Вам надо будет прекратиться.
— Как это — «прекратиться»? — спросило Доброе Утро.
— Так… как-нибудь! — туманно ответил Водитель Троллейбуса.
— Ничего себе! — чуть ли не рассердилось Доброе Утро. — Вот если бы Вам кто-нибудь сказал: «Прекратитесь!» — Вы бы в ответ на это как себя повели?
— Прекратился бы, наверное… — задумался Водитель Троллейбуса.
— И как бы именно Вы прекратились? — полюбопытствовало Доброе Утро.
Водитель Троллейбуса не знал, что сказать… От растерянности он даже одну остановку пропустил — и пришлось ему возвращаться, и все, кто ждал на остановке, были так этим возмущены, что, входя, даже не сказали водителю троллейбуса: «Доброе утро!»
— Ну, вот, — вздохнуло Доброе Утро, — начинается. То есть — кончается… До чего же это грустно-то — прекращаться… прямо хоть плачь!
Тут оно присело на краешек сиденья в троллейбусе и стало смотреть в окно. А за окном шла размеренная жизнь, нисколько не напоминавшая утреннюю: никто больше никуда не спешил, город вел себя деловито, спокойно…
Водитель Троллейбуса поочередно поглядывал то на совсем опечалившееся Доброе Утро в смотровое зеркальце — очень уж ему Доброе Утро жалко было, то на стрелки часов… Но вот стрелки часов остановились на двенадцати — как раз тогда, когда Водитель Троллейбуса подъехал к следующей остановке и открыл двери.