Сказки на всякий случай
Шрифт:
При этом Голый Кустарник нарочно сбросил с себя два последних листка и с некоторой даже гордостью принялся глядеть вдаль.
А Кисть Рябины задумалась.
Конечно, было бы здорово, если бы ею начали рисовать. Только не очень приятно, когда тебя окунают… в воду ещё ладно, но в краску! Хотя, понятное дело, это вполне можно стерпеть, если иначе никак. Зато тобой нарисуют портрет — например, портрет президента! На худой конец — пейзаж… Только бы, конечно, не обнажённую натуру, потому что, вообще-то, он не очень прилично выглядит, этот Голый Кустарник… особенно теперь,
С этого дня Кисть Рябины принялась ждать, когда ею начнут рисовать. Она представляла себе, что происходить это будет так.
К ней подойдёт какой-нибудь Знаменитый на Весь Мир Художник и вежливо поздоровается… например, скажет:
— Доброе утро, мадам!
А она тогда сделает вид, что не понимает, кто это с ней говорит, и удивлённо спросит:
— Разве мы с Вами знакомы?
И услышит в ответ:
— Вы-то, конечно, со мной не знакомы, потому что я бедный и никому не известный художник… (Только она, понятное дело, будет знать, что он притворяется бедным и никому не известным, а на самом деле богат и знаменит на весь мир.) Зато я о Вас много слышал. Все только и говорят, что неподалёку отсюда растет одна совершенно замечательная Кисть Рябины. Вот я и пришел на Вас посмотреть.
А она тогда подождёт немножко и нарочно скажет:
— Посмотрели? Теперь можете уходить. Другие тоже хотят посмотреть.
Тут Знаменитый на Весь Мир Художник начнет рыдать настоящими слезами и просить, чтобы она разрешила ему собой порисовать.
А она тогда опять немножко подождёт и потом спросит очень строго:
— Надеюсь, не обнажённую натуру? И не пейзаж?
Тут Знаменитый на Весь Мир Художник прижмёт руку к самому сердцу и примется горячо уверять:
— Да нет, конечно! Как Вы только могли такое подумать… Я как раз собирался нарисовать портрет президента.
И вот только тогда она нехотя согласится!
…а между тем давно уже настал ноябрь. Кисть Рябины с тревогой оглядывалась по сторонам: Знаменитый на Весь Мир Художник всё не шёл и не шёл. Да и густых деревьев поблизости почти не осталось… значит, уже и пейзажа не нарисуешь! Куда ни глянь — повсюду только эта ужасная обнажённая натура, а старый её знакомый, Голый Кустарник, давно ничего не говорит — трясётся от холода, да и всё. Тоже мне, мужчина!
В начале декабря надеяться стало совсем не на что: бесследно пропала даже обнажённая натура… её завалил снег — Голый Кустарник, и тот перестал быть виден. Кисть Рябины, честно говоря, скучала по его пусть и давно уже молчаливому обществу.
Но вдруг однажды утром…
— Ты только посмотри! — услышала она около себя и взглянула вниз.
Внизу стоял Знаменитый на Весь Мир Художник со своим Учеником и восторженно глядел на неё.
— Ты только посмотри на эту кисть рябины! Какой изумительный цвет… Огненно-красный на белом. Хоть садись здесь и рисуй её!
— Меня? — переспросила Кисть Рябины. — Я думала, Вы будете рисовать мной, а не меня…
Только Знаменитый на Весь Мир Художник был настолько увлечён, что даже не слышал её слов, а повторял и повторял:
— Боже, как хороша! Как хороша!
И тогда Кисть Рябины, небрежно стряхнув с себя пару-тройку докучливых снежинок, подумала: «Какой же он всё-таки оболтус, этот Голый Кустарник! Придётся рассказать ему весной, что он всё перепутал».
Потом она взглянула на то место, где Голый Кустарник стоял, по самую макушку занесённый снегом, и вдруг решила: «Пожалуй, я всё-таки выйду за него замуж… пусть только оденется во что-нибудь приличное».
День постепенно подходил к концу, и скоро небо объял закат — огненно-красный закат, словно нарисованный кистью рябины. Хоть подписывай снизу: «Рябина. Закат». А дальше, совсем маленькими буквами: «Небо. Кисть».
ТЕНЬ, БРОШЕННАЯ НА АСФАЛЬТ
В том, что Тень, о которой у нас пойдёт речь, была брошена на асфальт, нет ничего удивительного: тени ведь куда угодно бросают. Я даже знаю одного человека, который бросил тень на всех нас, но после этого он стал мне настолько неприятен, что я даже имя его забыл.
Так о чём я… Ах, да: то, что тень бросили на асфальт, было неудивительно. Неудивительно, но болезненно: падать на асфальт, как известно, и вообще не слишком приятно.
— Ой, — сказала Тень-Брошенная-на-Асфальт и схватилась рукой за разбитое колено.
Ей ничего не ответили — и она в задумчивости продолжала:
— Лучше бы меня бросили на траву. Или на песок.
Ей опять ничего не ответили — и тогда она совсем тихо добавила:
— Лучше бы меня вообще не бросали…
Но никаких сомнений не было: её бросили.
Тень посмотрела вокруг себя и увидела лежавшую на асфальте зелёную бумажку.
— Здравствуйте, милая Зелёная Бумажка! — от всей души сказала Тень. — Вас тоже бросили?
— Меня потеряли, — уточнила Зелёная Бумажка и гордо добавила: — Таких, как я, не бросают.
— Простите меня, пожалуйста, за мой бестактный вопрос, милая Зелёная Бумажка, — сразу же раскаялась Тень.
— И не смейте называть меня «Зелёной Бумажкой». Мое имя Купюра.
— Какое красивое имя! — восхитилась Тень. — Мне страшно не ловко, что я назвала Вас Зелёной Бумажкой… но я же не знала Вашего настоящего имени, дорогая Купюра!
— Вот теперь правильно, — похвалила её Купюра. — Именно дорогая Купюра: видите, какая на мне цифра?
— Единица, — прочитала Тень. — Единица и за ней три нуля.
— То есть тысяча, — охотно объяснила Купюра. — Я тысячная Купюра. Это большие деньги. Представляете, как горюет тот, кто потерял меня! И как счастлив будет тот, кто меня найдёт!
Тень не очень хорошо представляла себе это, но из вежливости, конечно, сказала:
— Очень хорошо представляю!
Тут Купюра вгляделась в неё попристальнее и с недоверием произнесла:
— А на Вас я что-то вообще цифры не вижу… Это странно. Какая у Вас ценность?