Сказки на всякий случай
Шрифт:
Цапля-у-Кромки-Воды задумалась, походила по берегу взад-вперёд, но ничего не придумала. По всем статьям получалось, что она и правда не сможет наблюдать за своим отражением, если улетит. А стало быть, не сможет и знать, чем отражение это в её отсутствие занимается. Но вместо того чтобы так и сказать, она воскликнула:
— Никакой танец живота Вы танцевать не начнёте… по крайней мере, до тех пор, пока я не начну! Потому как Вы полностью зависите от меня. Что я буду делать, то и Вы!
— А вот и не буду, — обиделась Цапля-на-Поверхности-Воды
Цапля-у-Кромки-Воды тоже хотела немедленно отвернуться, но не смогла, потому что если бы она отвернулась, то перестала бы видеть своё отражение.
— Понятно? — спросила Цапля-на-Поверхности-Воды. — Вот Вам и доказательство того, кто из нас от кого зависит! Когда Вы перестанете видеть меня, Вы вообще не будете знать, существуете или нет. Да Вы и существуете только до тех пор, пока видите меня!
Последнее замечание настолько вывело Цаплю-у-Кромки-Воды из себя, что она всё-таки отвернулась. Отвернулась и, конечно, тут же перестала видеть своё отражение. И очень растерялась. И, не поворачивая головы, громко спросила:
— Эй, Вы… в воде, что Вы там делаете?
Ответа не было.
— Что Вы там делаете? — повторила Цапля-у-Кромки-Воды. — Я серьёзно спрашиваю!
Вода молчала.
Цапля поспешно обернулась: никакого отражения перед ней не оказалось. Отражение её вышагивало далеко в стороне — причём двигаясь в направлении от берега. С той кромки, где всё ещё стояла Цапля, отражение это было уже плохо различимо. Тем не менее Цапля заметила, что несколько перышек на его хвосте в полном беспорядке.
— Погодите! — закричала она вслед бывшему своему отражению и тоже заспешила в направлении от берега. — Не уходите так быстро… мне надо поправить несколько перышек на хвосте!
Тут бывшее её отражение взмахнуло крыльями и полетело — причём в обратную сторону, к берегу. Тогда и Цапле тоже пришлось взмахнуть крыльями и лететь вслед. С большим трудом нагнав бывшее своё отражение у самой кромки воды, она сказала задыхаясь:
— Ну, хорошо, хорошо! Таких грациозных птиц, как мы с Вами… — тут Цапля сделала паузу, потому что на самом деле у неё язык не поворачивался сказать такое, — …на свете и правда раз-два и обчёлся.
Тогда её отражение остановилось и ответило:
— Вот это совсем другое дело. Вот теперь поправляйте, пожалуйста, свои перышки, я обещаю стоять спокойно!
Цапля аккуратно поправила перышки на хвосте и на всякий случай ещё раз осмотрела себя со всех сторон, вперив глаза в водную поверхность. Что ж… наконец всё опять выглядело вполне и вполне опрятно — потому, замерев у кромки воды, Цапля снова принялась (сначала про себя, а потом вслух) размышлять о невероятной своей красоте.
БУТАФОРСКИЕ ФРУКТЫ
А есть ещё странное слово «бутафория»…
Так называется кое-что из того, что ставят на сцену во время спектакля. Оно ненастоящее, но должно выглядеть как настоящее. Взять вот хоть, например, фрукты… Если мы в каком-нибудь спектакле видим на столе в вазе яблоки-груши-апельсины-и-всё-такое, можно не сомневаться: это бу-та-фо-ри-я. То есть фрукты, сделанные из прессованной бумаги и потом раскрашенные. Они очень похожи на настоящие яблоки-груши-апельсины-и-всё-такое, но, конечно же, совершенно несъедобные.
О них и будет эта сказка.
Бутафорские фрукты вынесли на сцену и положили в плоскую вазу.
— Какие они всё-таки гадкие… эти бутафорские фрукты! — тут же и сказал Тяжёлый Плюшевый Занавес. — Все остальное на сцене: декорации там, мебель — ещё можно стерпеть, но фрукты вызывают просто омерзение. Могу себе представить, каковы они на вкус… эта крашеная бумага!
Бутафорским фруктам стало невыносимо стыдно — прежде всего самому большому из них, Зелёному Яблоку: на него пошло особенно много бумаги и краски.
— Понятно, почему именно фрукты так омерзительны, — откликнулись Софиты-с-Авансцены. — Они настолько явно поддельные, что с их стороны просто неприлично выдавать себя за настоящие!
— Мы и не выдаём себя за настоящие! — ответило за всех Зелёное Яблоко.
— Но вы ведь лежите в вазе — да так, словно вас собираются есть! — жёлчно заметили Софиты.
Зелёное Яблоко не нашлось, что ответить. Увы, оно не могло само выпрыгнуть из вазы — и ни один из бутафорских фруктов не мог. Но при этом каждый из них хорошо знал, что несъедобен и что его, стало быть, не собираются есть. Собираются сделать вид, что едят, — только сделать вид, не больше. А потом бутафорские фрукты снова положат в коробки — до следующего спектакля.
Нарушив возникшую тишину, Облезлая Груша тихо шепнула:
— Есть нас никто не собирается… мы для этого не предназначены, мы только бу-та-фо-ри-я. И этим все сказано.
— Нет уж, извините! — вмешалась Суфлёрская Будка. — Когда вы все вот так вот лежите на сцене, зрители думают, что вас едят! Так или иначе — это обман. А обманывать нехорошо.
— Весь театр — обман, — философски заметил Продавленный Апельсин. — Что же касается зрителей… мало ли что зрители думают! Зрители, например, плачут, когда артист умирает на сцене: они думают, что это настоящая смерть…
— Артист! — возмущённо воскликнули Софиты-на-Авансцене. — Только, пожалуйста, не надо сравнивать себя с артистами: артисты так хорошо играют свои роли, что мы сами иногда плачем, видя их страдания! Вы с артистами и близко не лежали.
— А вот и лежали! — не выдержало Зелёное Яблоко. — Мы только и делаем, что лежим близко с артистами.
— Допускаю, что лежите, — ехидно согласились Софиты-на-Авансцене. — Но именно лежите — мертвыми грудами прессованной бумаги.
— Ладно, — сказал Тяжёлый Плюшевый Занавес, — пора начинать спектакль, я открываюсь.