Сказки о сотворении мира
Шрифт:
— Ваши соседи обнаружили его ночью, — сказал он, — присаживайтесь… Прошу объяснить, мэм, как ребенок оказался один на открытой палубе вашего судна? Вот, — полицейский подал графине развернутую салфетку. — Кто это написал?
Мира прочла. Юля тоже ознакомилась с текстом. «Прости, Макс! — было написано небрежным почерком. — Надеюсь, ты будешь хорошим отцом. Твоя печальная Эльза».
Мира с Юлей продолжили стоять над младенцем, пока в отделение не ворвался Оскар.
— Вот они где! Я кому сказал, от дома не отходить! — воскликнул молодой человек, устремился к подругам, но застыл как вкопанный рядом с ними.
Полицейский стал составлять
— Абзац… — прошептала Юля, — какой хорошенький! Можно, я оставлю его себе?
— Нет, не можно, — ответила Мира.
— Вы же не собираетесь его… как папашу. Что делать будем? Не отдавать же в приют!
— Девочки мои, это нужно отсюда забрать, — решил Оскар. — А потом хорошо подумать.
— Мы же его не убьем? — беспокоилась Юля. — Правда?
— Нет, — утешил подругу Оскар. — Это слишком простое решение.
Пятнадцатая сказка. ЧЕЛОВЕК БЕЗ СУДЬБЫ
Глава 1
Первый раз в первый класс Мария Натановна Боровская пошла как все нормальные девочки, с бантиком на макушке, а вернулась с порванным букварем. В школе Марии Натановне не понравилось буквально все: и первая учительница, и мальчик, с которым ее посадили, и фикусы в пластмассовых кадках, от которых нельзя отрывать листы. Мария Натановна ухитрилась сделать то, что до сей поры не удавалось ни одному российскому школьнику: она получила двойку в первый день. Даже отпетым лодырям и тупицам не ставят двоек в первый день школы, но для Марии Натановны сделали исключение. Никто не хотел крови, но топор войны был отрыт, и первое полугодие младшая дочь Боровского окончила из рук вон плохо.
Преподаватели подметили странную семейную особенность отпрысков ученого-физика: каждое следующее чадо оказывается на порядок глупее предыдущего. Каждой следующей дочери труднее дается золотая медаль, каждая следующая берет меньше призов на олимпиадах. Единственное, что отличало четырех предыдущих сестер Боровских, это способности в области точных наук. Марии Натановне одинаково не давались все науки без исключения, но главным образом — дисциплина. Свою первую двойку она получила за то, что в кровь разбила мальчику нос. С тех пор ни один мальчик, ни одна девочка в классе не желали сидеть с хулиганкой. По итогам первого полугодия Мария Натановна получила двойку, в том числе, и по математике.
«Никогда! — восклицала Розалия Львовна в кабинете директора. — Никогда дочерям Натана Валерьяновича не требовался репетитор с первого класса!» Розалию Львовну можно было понять. Ее убеждали на педсовете и на родительском собрании, в присутствии школьного психолога и в кабинете участкового инспектора по делам несовершеннолетних. Розалия Львовна обвинила всех и забрала дочь из школы. Она оставила квартиру в Москве и переехала с двоечницей на дачу, подальше от негодных мальчишек, поближе к свежему воздуху. Второе полугодие первого класса Мария Натановна постигала дома. Профессор Боровский преподавал Марии правила приличного поведения, его недавняя супруга — все остальные науки. На той же даче погожим весенним днем на свет появился Лев Натанович, и это событие радикально перевернуло жизнь семьи. С этой минуты Розалия Львовна стала считать свою миссию на Земле исполненной до конца.
Сначала она продала квартиру в Москве, полученную супругом и отошедшую ей при разводе. Затем продала квартиру, принадлежащую семье старшей дочери, и собственное жилье, принятое в наследство от покойного дяди. Следующей в списке оказалась дача, но желающих купить ее не нашлось, и Розалия Львовна оставила дачу в покое. На этом перемены в жизни Боровских не закончились, а только начались. Вслед за имуществом, Розалия Львовна продала Родину и перебралась на Землю Обетованную.
Мотивация переезда была проста: мальчик родился слабым, часто болел, а лучшие в мире врачи приходились Розалии Львовне родственниками, и долгие годы уговаривали ее воссоединиться в Израиле большой и дружной семьей. Натану Валерьяновичу не было позволено возражать, поскольку неважное Левкино самочувствие объяснялось вредной работой отца, и других причин не имело. Все потомство супругов Боровских отличалось отменным здоровьем до той поры, пока подвал дачи не превратился в физическую лабораторию.
За лето Розалия Львовна перевезла на новое место жительства старый хлам, взяла ссуду, заняла у родственников и приобрела второй этаж на одном из бульваров Тель-Авива, в трех минутах от городского пляжа, в пяти автобусных остановках от своей родной тетки, бывшего педиатра.
Три просторные квартиры на общем этаже подверглись немедленному ремонту, который требовал затрат, и Розалия Львовна решила покончить с дачей, но желающих ее купить не нашлось даже за полцены. Дача с нехорошим подвалом была оставлена в покое навек. «Пусть будет, — решила Розалия, — мало ли как жизнь сложится».
По окончании ремонта семейство принялось осваивать новую территорию. Только Натан Валерьянович своего согласия на переезд не давал. Он просто попал в турбулентный поток переселенческого энтузиазма своей второй половины, и сам не понял, как оказался в кресле перед дверью балкона, с которого виден тенистый бульвар и пестрый ларек, увешанный связками фруктов. Натан Валерьянович понять не успел, что за перемены ворвались в его жизнь, только волосы на его голове отчего-то стояли дыбом, и очки запотели. Новая реальность превратилась в мутное пятно непонятного мира, похожего на сон, от которого невозможно проснуться.
Розалия Львовна выделила супругу кабинет для работы, поставила компьютер и привезла из России часть библиотеки, которую посчитала наиболее важной. В нее вошел учебник иврита, справочник молекулярной физики и несколько монографий с автографами известных ученых. Все это богатство она со вкусом расставила на полках кабинета и разбавила мебельными каталогами в надежде, что со временем библиотека станет пополняться сама. Натан Валерьянович ни разу не подошел к столу. Так и сидел перед распахнутой дверью балкона с видом на тенистый бульвар. Наблюдал, как хозяева выгуливают собак, как студенты подходят к киоску, как отходят от него с оранжевым соком в высоких стаканах.
Никто не мешал Натану заняться наукой. Напротив, с момента приезда в Тель-Авив, квартиру Боровских посетила масса ученого люда. Коллеги приходили поздравить с сыном и с переездом, приглашали прочесть цикл лекций. Издатели делали коммерческое предложение по поводу учебника, за который профессор давно горел со стыда. Однажды Натан Валерьянович нащупал в своем кармане пучок визиток, но не вспомнил, откуда они взялись. Вспомнил только Леду Ефимовну Кац, близкую подругу Сары Исааковны, педагога с тысячелетним стажем, которая преподавала иврит еще первым переселенцам.