Сказки о сотворении мира
Шрифт:
— Да, — согласился Савелий. — Цены нынче такие, словно все порталы открывались в будущее.
— Заодно хочу переписать на Эрнеста дом. Продать его невозможно, девчонкам моим он не нужен, пусть хоть у мальчика будет что-то реальное в жизни.
— Конечно, — согласился Савелий. — Лучше заранее оформить на сына имущество. Тем более, Натан Валерьянович, новость, которую я принес, его не утешит.
Боровский сгреб со стола бумаги, чтобы Некрасов мог разложить свои.
— Мы и без того вам обязаны, Сава.
— Пустяки! Смотрите, что у нас получается… Дом Максимилиана Копинского имеет не
— Сам?
— Именно. Появился не где попало, а на земле, купленной застройщиком под строительство. Соответственно, должен принадлежать владельцу земли. Только бумаги, подтверждающей собственность, тоже нет. Фирма в скором времени разорилась. Имущество было взыскано за долги, а дом, о котором мы говорим, хозяйка завещала Копинскому-старшему, но с условием, что тот никогда его не продаст, будет только передавать по наследству. После составления завещания, наследодательница покончила собой, а ее семья разбилась на частном самолете в районе Бимини. Копинский-старший, приняв объект, заболел, но, завещая дом сыну, ни словом о его происхождении не обмолвился. По сему на данный момент господин Максимилиан мог бы являться единственным законным правообладателем, если б не одно обстоятельство… Взгляните, какой документ пришел в офис сегодня утром.
Боровский взял в руки ксерокопию с круглой печатью:
— «…строение вместе с прилегающей к нему территорией, — прочел Натан, — передаю в дар сыну своему, рожденному в срок…»
— Не вы единственный заботливый папа, — отметил Савелий, — возможно, господин Копинский не знает, какая участь постигла ребенка, и надеется его найти. А, может, таким образом решил избежать ответственности.
— Не знаю, не знаю… — сомневался Натан, — Максимилиан не производит впечатление пугливого, неуверенного в себе человека, который с легкостью решается на такие поступки. Хорошо бы его спросить…
— Никак невозможно. Господин Копинский исчез.
— Как исчез?
— Исчез, — повторил Савелий. — Написал бумагу, ушел и с тех пор о нем ничего неизвестно. Я знаю его, как человека расчетливого, способного предвидеть любые неприятности. Сдается мне, что кто-то его спугнул.
— Не смотрите на меня так, Савелий! Я здесь совершенно ни при чем. Уверяю вас, к побегу Копинского я не имею отношения также как к яйцам, которыми заполонили дорогу. Я сам страдаю от этих обстоятельств.
— Но ваши мальчишки…
— Мои мальчишки заняты работой и учебой. Теперь им некогда хулиганить. Они все у меня под контролем.
— Натан Валерьянович, организация, которую я представляю, не меньше вас заинтересована в том, чтобы получить этот дом. Но дольмен без ключа для нас, как и для вас, не имеет смысла. Копинский был членом общества. Формально, если бы не эта бумага, мы могли бы претендовать на имущество. Но теперь мы в равном положении. Разве это не повод, чтобы договориться?
— О чем?
— Господин Шутов работает над ключом. Мы обеспечиваем безопасность. Бесхозный дольмен может быть опасной игрушкой.
— Не понимаю… — мотал головой профессор, рассматривая бумагу. — Завещать имущество младенцу, зная, что его нет в живых. Хотелось бы понять мотивацию человека прежде, чем принимать решения.
— Намеренная провокация, — предположил Савелий. — Удивительный юридический казус. По документам отец-наследодатель не просто завещает, он отказывается от имущества в пользу сына, которого не существует. Провокация, направленная против человечества. Теперь, чтобы получить объект в собственность, нужно изыскать нестандартное решение. Или найти смельчака, для которого законы не писаны, и надеяться, что сакральное возмездие ему тоже не страшно. Ведь, в сущности, чем отличается высшая справедливость от той, что люди творят своими руками? Только сроками исполнения. Если ваш сын…
— Нет! — отрезал Натан. — Этого не будет!
— Понимаю. Будь у меня сын, я бы тоже не стал рисковать. Вы собираетесь сообщить ему новость? Где он сейчас?
— Надеюсь, занимается математикой.
— А что за стуки я слышу там, у стены?
— Савелий! — предупредил Натан. — Если вы предложите Эрнесту такую сделку — наши отношения прекратятся!
— Нет! Нет! Нет! — испугался Савелий. — Я здесь не для того, чтобы навредить мальчику. Скорее наоборот, предостеречь. Будет лучше, если мы решим проблему общими силами с обоюдной пользой.
— Будет лучше, если мы оставим дольмен в покое. Нам надо думать не о том, как присвоить чужое наследство, а о том, как вернуть его Ангелам.
Удары мяча о стену стали отчетливее, и Сава заволновался.
— Он разнесет ваш дом.
— Савелий! Говорю вам то же, что собственным детям: дольмены — не игрушки для человечества. Они делались не для того, чтобы их присвоили люди, будь то организация или законный наследник. Это очень, очень опасные вещи…
Боровский не успел закончить фразу, как окно разлетелось вдребезги и желтый мячик, проскакав по столу, улетел под диван. Сава застыл над бумагами, засыпанными стеклом. Натан Валерьянович покачал головой. Лохматая шевелюра теннисиста возникла в пробоине.
— Живой? — спросил молодой человек. — Дать тебе валидола?
Натан Валерьянович невозмутимо смел на пол осколки.
— Как же так, Эрнест? Ты ведь на корте в пятачок попадаешь. Ну, как же так неаккуратно, мальчик мой, ты же почти профессионал.
— Киксанул я…
— Разве тебя не учили, как нужно подходить к мячу, как правильно обрабатывать? Что значит, киксанул? Что за несобранность? Ты должен контролировать мяч всегда, каждую секунду… Контроль должен достигнуть автоматизма. Если не можешь сосредоточиться на тренировке, как же играть в серьезных турнирах? Мы же мишени на стене рисовали, чтобы ты учился контролировать мяч. Что случилось? Почему так сыграл?