Сказки о сотворении мира
Шрифт:
Машина зарычала и сердце оттаяло в груди молодого человека. Он взбодрился оттого, что кровь опять побежала по жилам, почувствовал свои сбитые в кровь ладони, глубоко вздохнул, чтобы унять дрожь и вынул флягу с водой, чтобы сделать глоток, но не удержал в руках. Его привлекла вырезка, выпавшая из сумки: «Сервезо. Италия. 28.06.1976, - было написано на клочке газеты. — Город эвакуирован в связи с выбросом облака диоксина на химическом комбинате. Бригада спасателей, работавших в мертвом городе, наблюдала пустой автобус, который продолжал курсировать по улицам привычным маршрутом…» — Деев вышвырнул
— Там, где кончается идея Вселенной, кончается все. Туда не доходит свет звезд. Там не может быть ни хаоса, ни пустоты. Там наука лишена основы для самой себя, потому что ты пренебрегаешь главным постулатом физики: материя имеет магнетическое тяготение к разуму. Космос концентрируется вокруг мысли о самом себе и исчезает, если теряет мысль. Тому не дано познать Вселенную, кто не способен построить ее модель в воображении своем. Теперь тебе ясно, почему я не читаю романов о неудачниках? — спросил Валех.
— Нет, не ясно.
— Я ждал разумного собеседника, но в мою дверь стучались воры и проходимцы. Я искал ответы, но плодил вопросы. Я строил дома, но находил руины… я сеял веру, но пожинал страх. Теперь ты понимаешь, почему я несчастен?
— Нет, не понимаю. Я не понимаю, какой роман ты хочешь прочесть, Валех? Про удачливого человека, храброго и разумного? Ты веришь, что он станет отвечать на твои вопросы?
— Ты не понимаешь. И, слава Богу.
Глава 2
Натан Валерьянович Боровский был старым, замученным жизнью отцом семейства. К пятидесяти годам Бог обременил его шатким здоровьем, кафедрой в коммерческом университете Академгородка, супругой, Розалией Львовной и пятью дочерьми: Эльвирой Натановной, Алисой Натановной, Софьей Натановной, Беллой Натановной… после рождения Марии Натановны Натан Валерьянович задумался: не ровен час, сбудутся предсказания его бабки, старой ведьмы Сары Исааковны: «Ты умрешь, — сказала однажды бабка Сара маленькому Натану. — Вырастешь, состаришься и умрешь».
Сара Исааковна обладала колоссальным жизненным опытом. Сара Исааковна знала все, но Натан не поверил. «Вырасту и умру? — удивился он. — Но в этом нет никакого смысла. Так может поступить человек, чья жизнь не представляет ценности. Так было раньше, когда люди не знали лекарств. Когда я вырасту, эликсир бессмертия будет готов».
«Нет, ты умрешь, — настаивала бабушка Сара. — Как все. Состаришься и умрешь».
Настал день, и Сара Исааковна подтвердила теорию практикой. Юный Натан увидел Сару в гробу, но все равно не поверил. Старуха приподнялась из ящика, поманила к себе внука и прошелестела сухими губами в ухо юноше: «Все умирают. И ты умрешь также как все».
Когда Натану исполнилось пятьдесят, он понял, что доля истины в тех словах была немалая. В детстве жизнь казалась Натану бесконечно долгой, от праздника до праздника простиралась вечность. В юности он увлеченно учился, и ему казалось, что так будет всегда. В зрелые годы Натан перестал замечать, как сменяются в аудитории поколения студентов. Вчерашние первокурсники становятся аспирантами, аспиранты кандидатами, докторами. После рождения Марии Натановны время набрало сумасшедший разбег, и с этим пора было что-то делать.
Супруга Натана, Розалия Львовна, в свои пятьдесят была энергичной и цветущей женщиной, которую Бог благословил пятью дочерьми, трудолюбивым мужем и материальным достатком. Розалия Львовна была педагогом дошкольного воспитания и в замужестве ни дня не сидела без дела, оттого и праздные мысли в ее голове не держались. Она сказала супругу так:
— Натик, дорогой, если у тебя проблема, пойди и реши ее. Если не можешь сам, заплати человеку, который решит твою проблему вместо тебя.
— Ах, черт возьми! — Натан вспомнил, что забыл зайти в бухгалтерию насчет детских пособий.
В пустом кабинете гулял сквозняк. Лето кончилось, на пороге стоял новый семестр, на столе лежали бумаги, ожидающие резолюций. Натан взглянул на часы и вздохнул. Ветер гнал тучу. Зонт валялся в машине. Мысли бесцельно блуждали по макушкам деревьев, по подоконнику, по бумажным залежам на столе. Натан смертельно устал от работы и от Розалии Львовны. Ему было больно глядеть на часы — подарок бабушки Сары. Он наблюдал стрелу, описывающую круг, и видел себя. Видел, как центробежная сила относит его от оси к периферии, как он едва цепляется за острие гигантского рычага, а рычаг летает по кругу, набирая скорость. «Сара права, — согласился Натан. — Еще немножко и я сорвусь».
Мысль о бухгалтерии оставила его в покое. Скрипнула дверь. На пороге возникло старческое лицо, и скрюченный палец указал в его сторону: «Ты умрешь, — услышал он голос покойницы Сары. — Также как все, состаришься и умрешь».
Натан надел очки. В дверях стояло существо с лохматой бородой и неопрятной шевелюрой, разбросанной по плечам. Посетителю было от силы лет тридцать. Его куртка, окропленная дождем, была расстегнута, штанины измазаны грязью. На плече висела потасканная хозяйственная сумка.
«Не студент», — догадался Натан. Своих студентов он знал в лицо, чужих безошибочно определял по манере заходить в профессорские кабинеты. Визитер смотрел на него, как загнанная собака, ищущая ночлег. Словно кара небесная, поплутав по дорогам бытия, наконец, достигла пункта назначения.
— Вы Боровский? — спросил мужчина и не дождался ответа. — Наконец-то я нашел вас.
— Меня? — удивился Натан.
Посетитель прошел в кабинет без приглашения, сел и кинул под ноги сумку.
— Моя фамилия Артур Деев, вы должны поехать со мной. Не пожалеете, обещаю! — Натан проглотил язык. — Я покажу вам такое, чего в кино не увидите. Я покажу вам то, во что нормальный не поверит. — У Натана перехватило дух. Деев достал из сумки папку с бумагой. — Вот: «Физическое обоснование центробежности временных потоков», — процитировал он по слогам, — написал проф. Боровский Н.В. Это вы «проф. Н.В.»? Я не ошибся кабинетом? Вот… — Деев выгрузил следом пухлый журнал, — «Энтропия хронального поля». Ваша писанина? «Мистические опыты современных ученых… — прочел он заголовок, — …или, во что Натан Боровский превратил математику…» Пардон! Это уже другие про вас написали, но вы не обижайтесь. Не обиделись? У меня еще ваш доклад… — Деев извлек новую папку и развязал тесьму. — «Квазианомальные искажения активных хрональных зон», — прочел он с трудом. — Видите, вашу фотку у заголовка?