Сказки печального Демона
Шрифт:
Без колдовства не обошлось уж тут.
Он много лет не изменялся,
Бессмертным он в народе звался-
Высок и строен, юноша лицом,
Но всё ж считался он отцом.
Он знанья тайные имел,
И применить он их умел.
Года над ним текли беспечно,
Как протекает мимо нас река,
Как протекает Гомера строка,-
Всё так же мило и неспешно.
И год на нем, как малый день,
Едва оставит свою тень.
Он сотню лет уже живёт,
И в бездну ада не сойдёт.
Он колдуном уже прослыл,
Хоть сам об этом не просил.
И знал он чуждые наречья,
Далекие Бий-хемскому поречью,
И мудрости тибетских лам,
Конфуция послушное ученье,
Византии библейский хлам
Его изведали сомненья.
Он в них крупицы знанья отыскал,
Но веровать он истово не стал,
Но он покинул суету людей,
В пещере тихо жил своей.
Не досаждая людям и себе,
Не полыхая страстью, как в огне,
Ни славы, ни добра не наживая,
И оттого нисколько не страдая.
Отшельником спокойно жил,
Дела лишь добрые творил.
Но в жизни был иной кумир-
Был вурдалаков славный пир.
И правил им герой один
Ушедших в прошлое годин,
Жилец могилы, что в пустыне,
Кумир насильников доныне.
Сначала звался Темучин,
И скоро первый он, один:
Известен рыжий Чингисхан-1
Монголов страшных грозный пан.
Толпой нойонов окружен
И звоном злата опьянён,
Тумены двинул он вперёд-
Умылся кровью ни один народ.
Китай почти уже разбит,
В развалинах Пекин лежит,
Джурджений кости догнивают,
И шлемы русичей при Калке истлевают,
Хорезм продали шахские ослы,
И без голов грузинские орлы.
Одна беда – года, года,
И голова давно седа,
В могилу и ему пора-
Конец един и для дерьма.
И машет старая косой,
Завёт его уже с собой.
Чем больше мы с тобой живём,
Чем ближе к смерти мы бредём,
Тем больше жизни ценим мы мгновенья,
Продлить спешим их без сомненья.
Но близок час – гляди же ей в лицо.
Ты – человек. Забавное словцо…
Каган от страху ночь не спит,
Бессонница одно родит:
Оскал смертельный, слабости в ногах,
И нет уж жизни и в руках,
И близкие уж смерть в нём различают,
И дни его так быстро тают,
А страх одну лишь мысль твердит:
А кто же жизнь твою продлит?
И шлёт скорей гонцов по свету
С приказом строгим отыскать
Напиток юности, его подать,
Иначе всех сживёт со свету
Или по-царски наградит,
Или в мучениях казнит.
У всех владык ведь разговор короткий.
А был ли где диктатор кроткий?
И вот ему ведут из дальних стран
Тибетских жирных лам,
Шаманов тащат из тайги,
Где европейца не было ноги,
И колдунов, и мусульман набожных,
Невежд простых, пройдох ничтожных,
Воров, философов, ученых,
Монахов с Грузии пречерных.
Короче – разный сброд,
Порой незнающий народ.
Советы разные дают,
А их конями просто рвут.
Детей советуют кровь пить-
Но смерти как проблемы не решить.
Каган уж стар – его тошнит,
Желудок слаб, внутри горит.
Советчик в яму к псам летит,
А тех от голода лишь воротит.
И медиков ведут к нему-
Итог известен посему,
Что старость мы не излечили,
Эликсир жизни так не получили.
Но лекарей и рубят, жгут,
А те от милостей бегут.
Отряды рыскают кругом,
И слух доходит им о том,
Что проживает, мол, старик,
И юноши имеет лик,
И много, много лет живёт,
И видно что-то верно пьёт…
Искали. Долго не найдут.
Нашли. К кагану волокут.
"Эй ты, старик, ты много жил, -
Его тогда каган спросил,-
Эликсир жизни верно знаешь
И где-то тайно его варишь,
Коль бесконечно век велик.
Ты мудрость страшную постиг…
Проси, что хочешь у меня,
Всё сделаю тотчас же я".
Старик задумался. Достойно
Ответствовал ему спокойно:
"Я много жил и много видел,
По странам многим я бродил,
Науки многие изведал,
Но тот рецепт не находил,
Ни у Тибетских мудрецов,
У греков страшных гордецов,
В пыли Египта и Китая
Везде, давно уже шагая,
Крупицы знаний собирал,
И смысла жизни я искал.
Я не нашел бессмертья чаши,
Ни смысла жизни бренной нашей,
И ты его едва ль найдешь,
И грех излишний ты берешь,
Когда невинных проливаешь кровь -
К тебе вернётся она вновь.
Пусть ты велик, но смерть и твой удел".
"Ах, так, – каган вскипел, -
Ты сам вперед меня помрешь,
И смерть, как избавленье позовешь".
"Мне то не страшно, о великий хан,
Мне уж пора быть среди вечных стран,
Но ты одумайся жестокий предводитель-