Сказки Севки Глущенко
Шрифт:
Алькины пальцы были по-прежнему горячие, и Севка строго сказал:
– Как придешь, сразу градусник поставь. Мама у тебя дома?
Это был глупый вопрос. Алькина и Севкина мамы работали в одной конторе и приходили не раньше семи вечера.
Алька сказала:
– Бабушка дома.
– Вот пусть и поставит градусник.
– Она знает. Она умеет меня лечить…
– Вот и пускай лечит как следует, – наставительно сказал Севка, чтобы не оборвался разговор.
Но он всё равно оборвался. И когда пошли молча, к Севке
Севка рассердился на себя за то, что слишком расчувствовался. Но как-то не слишком рассердился: не всерьез, а для порядка.
В эту минуту Алька сказала:
– У тебя рука такая… хорошая. Холодящая…
– Потому что у тебя горячая.
– Наверно…
Алька жила в трех кварталах от школы, в кирпичном двухэтажном доме.
– Дойдешь теперь? – спросил Севка около высокого каменного крыльца.
– Конечно, – чуть улыбнулась Алька.
Назавтра Алька не пришла.
Случалось и прежде, что она болела и пропускала уроки. Но тогда Севка не испытывал беспокойства. Только неудобства испытывал: нужно было макать ручку в чернильницу на задней парте. И хорошо, ес-ли чернильница была Владика Сапожкова. А если отвратительной Людки Чернецовой, тогда приходилось туго.
Но сегодня Севка огорчился не из-за чернил. Скучно было одному на парте, неуютно. И что же это получается? Просто злая судьба какая-то: лишь появится друг и – трах! – исчезает куда-то.
Ну конечно, Алька надолго не исчезнет, но всё равно обидно. И даже тревожно.
Нельзя сказать, что на всех четырех уроках Севка только и думал об Альке. Но если и забывал, отвлекался, червячок беспокойства всё равно шевелился в нем и мешал быть веселым. Даже несколько новых писем, которые после уроков отдала Гета Ивановна, не обрадовали его. Тем более, что Гета при этом не забыла сказать гадость:
– Когда будешь отвечать, следи за почерком, а то ведь стыд. Спросят: кто его учил писать?
Севка молча взял конверты и треугольники. Больно ему надо отвечать на такие глупости.
А что все-таки с Алькой? Может, сходить к ней домой? Но Севка ни разу у нее не был, неловко. И где там Алькина квартира в большом доме? А спрашивать почему-то стыдно…
Вечером, когда пришла мама, Севка вздохнул и небрежно сказал:
– Фалеева что-то в школе не появилась. Видать, заболела…
– Заболела, – сразу откликнулась мама. – Раиса Петровна сегодня с работы отпросилась: говорит, что у Али очень высокая температура и какая-то сыпь. Хорошо, если обыкновенная корь, а если сыпной тиф?
«Ну вот, – подумал Севка, – теперь это надолго…» И вдруг стало горько-горько, даже колючки в горле зашевелились. Севка сел на подоконник, вцепился в ручку на раме и щекой прислонился к холодному стеклу.
Было еще светло, мокрые ветки тополей от закатных лучей золотились, а стена пекарни была оранжевой. Дым из тонкой трубы торчком поднимался в сиреневое небо – он был похож на хвост великанского черного кота, спрыгнувшего с далекого облака… Но всё это не нужно было Севке! Не до сказок ему!
Мама остановилась рядом.
– Ну, что ты расстроился… – осторожно сказала она.
– Ни капельки, – хмуро отозвался Севка.
– Она поправится, – сказала мама. – Или ты боишься, что заразился? Не бойся, корью ты уже болел, а сыпняк… он же передается только… с этими, с насекомыми… Слава Богу, у тебя их нет.
Ни о какой заразе Севка и не думал. Однако мама тут же нагрела воды и вымыла его в корыте едким жидким мылом, потому что кто знает: вдруг случайное «насекомое» перепрыгнуло на Севку в классе.
Однако волновалась мама зря. Оказалось, что у Альки не тиф. И не корь. У нее была скарлатина. Севка узнал об этом от мамы на следующий день. Мама сказала, что Альку увезли в больницу и Раиса Петровна очень расстроена, потому что состояние у дочери тяжелое.
– Как – тяжелое? – сумрачно спросил Севка.
– Плохое, – вздохнула мама. – Температура высокая, горло запухло. Она даже бредит иногда. И с ногами что-то. Мама ее говорит, что синие стали и кожа блестит, как стеклянная.
Севка подавленно молчал. Мама сказала:
– Ты скарлатиной совсем легко переболел, хоть и крохой был. А с ней вот как получилось…
Севка понял: мама его успокаивает. Ты, мол, уже перенес когда-то эту болезнь, и теперь она тебе не страшна. Но Севка и не думал про себя. Вернее, думал: какая он все-таки свинья. Вчера и сегодня он страдал оттого, что нет Альки. Ему без нее было тревожно, плохо. А дело-то не в этом. Дело в том, что е й о ч е н ь п л о х о. Севку эта мысль проколола стремительно и болезненно. Он даже зажмурился и переглотнул.
Но чем он мог помочь Альке?
Севка взял «Пушкинский календарь» и забрался на мамину кровать. Он раскрыл нарочно самые печальные страницы – про дуэль и смерть Пушкина. Потому что ни о чем веселом думать не хотелось.
Так и заснул – одетый, с головой на раскрытой книге.
Наутро в школе все узнали, что во втором «А» не будет уроков. Ни в этот день, ни в другие дни, до самых весенних каникул. Потому что Фалеева за-болела скарлатиной и в классе назначен карантин. Другие классы завидовали, а второй «А» ликовал. Правда, Гета Ивановна задала на дом целую кучу примеров и упражнений и долго грозила всякими ужасами тем, кто не решит хотя бы одну задачку. Но никто не пугался – впереди были две недели свободы!