Сказки сироты. В ночном саду
Шрифт:
Сначала потекла тёмная страшная кровь, меня замутило – в тесной, тёмной комнате стало так жарко! Кровь хлынула в пустой труп, словно чернила, пролитые на зеркало. Но через какое-то время кровь посветлела, а затем и вовсе превратилась в поток нежного света, мягкого и душистого, как засахаренные груши на медном блюде, и очень холодного, цветом напоминавшего луну. Теряя сознание, я с трудом прижала истекающую кровью грудь к перерезанному горлу женщины.
Я думала, она проснётся. Правда так считала. Думала, она внезапно сделает судорожный вдох и закричит, её спина изогнётся, будто натянутый лук, глаза распахнутся, и раздастся кашель. Она будет
Но она не зашевелилась. Свет каплями сочился из меня, и я видела, как он пузырится внутри неё, точно чашка воды, вылитая в глубокую ванну. Тени окутали комнату, и кровь, бывшая светом, замедлилась и остановилась.
Мёртвая женщина на погребальных носилках коснулась моей лапы.
И всё – она не открыла глаза, не села, не попросила воды. Просто четыре её пальца приподнялись и снова упали, придавив меня всей тяжестью камня. Я не успела даже вздохнуть.
Волчица-Звезда склонилась над нами.
– Мы всё время надеемся получить хоть какой-то ответ. Но они не просыпаются. Думаю, после стольких лет было бы странно и впрямь проснуться. – Лиульфур закрыла глаза и начала вылизывать меня, чистить рану по-волчьи; её длинный язык был жестким, словно болотный песок. С каждым прикосновением моё тело пульсировало и вибрировало, будто на нём играли, как на арфе. Я видела только золотую шерсть, мерцающую пламенем свечи, хотя чувствовала пальцы Камень-Звезды на моей шерсти, холодные и безжизненные. Она вылакала свет, как молоко, высосала его из дыры в Маникарника, ни капли не упустила.
Наконец она приложила свою длинную, шелковистую морду к моей косматой груди, сдавила мою плоть своими челюстями и прижала меня к алмазной девушке так, что зубы проткнули мою истерзанную кожу.
Словно лопнула бочка с вином, и её содержимое хлынуло в меня – свет и кровь полились из челюстей прямиком в мои жилы, вдвое ярче и ужаснее, чем раньше, и необузданной волной прошлись по всему телу, отозвались в костях, величественным неумолимым приливом заполнили меня, как вода заполняет меха. Я утонула в этом свете из волчьей пасти и алмазной сути, побывавшем в моём теле и теле Звезды, старом и невыразимом, как небо. Я поперхнулась, застонала, даже попыталась закричать, а она всё продолжала наполнять меня светом… Менять свет, внучка, дело не из лёгких: всё равно что закатить валун на гору или одну гору на другую. Она вскрывала, наполняла, зашивала и снова вскрывала меня. Не знаю, сколько часов я лежала там, беспомощно дрожа. Тусклый и блёклый свет, что был во мне, они забирали и возвращали его сверкающим сильнее, чем что бы то ни было.
Когда я наконец почувствовала, что челюсти Волчицы отпустили меня, встрепенулась, будто очнувшись от сна, и внутри меня что-то раскрылось, загудело, задрожало. Я почувствовала, что опять стала женщиной: пять пальцев на каждой руке, плоские и толстые зубы, длинные волосы до талии, точно кисть.
Лиульфур коснулась моего лица влажным носом.
– То, что мы тебе дали, твоё, но тебе не принадлежит. Мы не против, и всегда были не против, но у света есть свои границы. Ты должна понимать, что Звезда, которая его отдаёт, тускнеет. – Она закрыла глаза и прижалась к моей щеке. – Я давно встречаю здесь твоих матерей, как встретила тебя; я источник, к которому вы приходите; колодец, из которого вы пьёте.
Впервые Звезда показалась мне не такой яркой, как стены пещеры. Она была просто старой волчицей с проплешинами в шерсти, затуманенным взором и поседевшей мордой. Но потом она улыбнулась, как только может улыбаться волчица, и меня опять окружил её свет и тепло, которые были – или не были? – лишь самую малость слабее, чем раньше.
– Ты изменилась, когда вошла в пещеру. Мы сотворили это с тобой. Это великая магия, почти что… – она помедлила, бросив взгляд на женщину с бесцветными кудрями, – почти что самая великая из всех. Метаморфоз – самый сложный трюк. Получив свет от нас, а не от бабушек, прабабушек и далёких-далёких предков, от той бедной девушки в шатре, что прижимала ребёнка к груди, ты можешь быть хоть немного как мы, а изменять очертания дыры очень просто. – Волчица-Звезда сглотнула комок в горле. – В конце концов, дыра – всего лишь пустое пространство.
Выдержав паузу длиной в вечность, она отодвинулась, выпрямила спину и, глядя на меня сверху вниз, чётко проговорила, выталкивая слова из шелковистой морды:
– Но ты не одна из нас. Ты столкнёшься с необратимостью, превыше которой лишь смерть, изменится не только твоя плоть. Только самые сильные из вас могут устоять перед соблазнами новой формы; разум ленив, он естественным образом подражает телу. Я ни разу не видела, чтобы человек остался собой, надев другую шкуру. Ты, однако, вольна использовать этот дар по-своему, если он тебе понадобится.
Холодная чистая рука алмазной девушки отпустила мою, и жизни в ней было не больше, чем в обрывке бумаги, летающем посреди пустынной улицы. Не сказав ни слова, Волчица с золотой шкурой провела меня назад, через две двери, в величественную первую пещеру. Будто целый век прошел с тех пор, как я побывала там в зубах у Кобылы, которая проделала во мне свою дыру.
– Иди, Дочь Звезды. Тебе предстоит хорошо потрудиться.
Знаю, я не должна была этого делать, но не смогла удержаться. Я опустилась на колени и обхватила руками её мощную лохматую шею, зарылась лицом в её запах, запах кедра и влажной скалы, свежевыпавшего снега.
– Ты ведь не знаешь, – прошептала я. – Может быть, новые Звёзды – не просто могильные камни. Может, они и есть Маникарника. Может, они отправились домой.
Лиульфур покачала головой, и по её шерсти побежали маленькие трескучие молнии. Её голос был тихим и мягким:
– Никто не ушел домой. Дыра – всего лишь пустое место. Мы получились случайно, и никто не сжалится над нами.
Волчица-Звезда подалась назад и легонько лизнула меня в щёку, а потом медленно двинулась прочь и исчезла раньше, чем дошла до дальней стены.
Выкарабкавшись в светлеющий мир, я болезненно зажмурилась от первых лучей рассвета и тяжело опустилась на траву, придавленная усталостью, будто каменной стеной.
В нескольких футах от меня стоял Лис и хладнокровно наблюдал.
– Тот, кто заслужил провала, не удостоился его, – фыркнул он. – Тот, кто не заслужил ничего, получил целый мир. Вот он, женщина, мир. Иди к нему, но никогда не рассказывай о том, что здесь случилось. Это запрещено всем, кто обладает языком и может произносить слова. Мы хотим остаться неизвестными; мы выбрали это место, а подаренную силу можно утратить. Не думай, будто знаешь, на что я способен, или что ты мне ровня. Лиульфур отчаялась и состарилась. Наполненная дыра – не пустое место, и мы все были полны света. Ты – воровка и вампирша, и, будь всё по-моему, ты и твои дочери не получили бы ни капли нашей крови.