Сказки среди бела дня
Шрифт:
«Часики, а часики, — шептал он, — сделайтесь волшебные! Сделайтесь, пожалуйста, волшебные, ну, что вам стоит! Часики, а часики…» Он говорил с таким пылом, что не заметил, как его часики соскользнули с руки, упали в снег и он собственными руками закатал их в снежный ком.
А мальчишки продолжали приставать к Мите:
— И хронометр дяди Васи остановится? Да?.. И часы на вокзалах?.. И часы Главной палаты мер и весов, которые по звёздам?..
Если бы мальчики знали, что будет, они не смеялись бы. Но они не знали и смеялись.
— Ох и дурак! — сказал Тимошкин. —
Митя подскочил от обиды:
— А я вот возьму и остановлю время! И… И… — он не знал, что сказать дальше. — И новый год не наступит никогда! Вот вам!
Тимошкин вежливо осведомился:
— Значит, так и будет всегда старый год?
— Так и будет, — мстительно сказал Митя. — Старый год останется навсегда!
— Ладно, — добродушно сказал Тимошкин. — Пока ты ещё время не остановил, тащи морковку!
— И картошку, — добавил кто-то из ребят, сняв варежки и дуя на пальцы.
Митя помчался домой.
Заскочив в сени, он сунулся в ларь, набил карманы морковкой. Но тут в облаке пара из избы вышла мать, вытащила Митю за штанину из ларя и увела в избу.
— Катай тесто, — сказала она.
Митя жалобно пискнул; это не подействовало. Тогда, сняв шубу, он с тяжёлым вздохом начал скалкой катать тесто на доске, посыпанной мукой.
— Все ребята катают баб, — ворчал он, — а я катай тесто…
И вдруг увидел: на руке нет часов. Нет новеньких, маленьких часов на ремешке, с нарисованными стрелками, которые показывали без пяти двенадцать! Испустив жалобный крик, Митя начал рыться в квашне с тестом.
— Ты что делаешь? — закричала мать.
В отчаянии Митя бросился к ступке.
— Ты, наверное, их растолкла-а, — заревел он во весь голос.
— Что?
— Часы-ы…
— Сказился! — сказала мать и шлёпнула его.
Митя выскочил в сени, сунулся в ларь, стал рыться, искать: вверх полетели картофелины и морковки. Вышла мать и выпроводила его за дверь.
На улице, в последней надежде, Митя ещё раз пошарил в карманах, вытащил коробку из-под монпансье, открыл. Там было много сокровищ — копейка, уголёк и обрывок какого-то старинного заявления с печатью на сургуче, — но часов не было. Да они там и не могли быть. Размахнувшись, Митя со злостью швырнул коробку в снег: раз так, пусть всё пропадает!
2
Молча Митя отдал мальчикам картофелины и морковки, и мрачно стал катать голову своей маленькой бабе. Ему было так жалко часы, что он не видел, как с неба падали редкие звёздочки снега. А когда Митя высунул язык и на его кончик упала снежинка, мальчик её проглотил не заметив.
Из-за риг показались розвальни с большой ёлкой, но Мите и это было всё равно. Макушка ёлки волочилась по снегу, оставляя кружевной след. Рядом шагал дядя Вася, держа вожжи в руке. Ребята побежали к ёлке; они уже вставили своим бабам картофелины вместо глаз и по морковке вместо носа. Всем было хорошо, только Мите
Дядя Вася взвалил ёлку на спину, ребята подхватили её кто за что и шумно потащили в школу. Но Митя с ними не пошёл. Он не мог забыть часиков.
— А вдруг там… — пробормотал он и повернул обратно к своей маленькой бабе.
От огорчения у него щипало сердце и, что было всего досадней — он сам выбирал эти часики в ларьке! Стоило выбирать, чтобы тут же потерять!
Митя начал разрывать ногой снег и шарить руками.
Позади него лошадь, запряжённая в сани, мотала серебряной головой. В лучах низкого зимнего солнца снег искрился, как рассыпанные драгоценные камни.
— Что ты ищешь, мальчик? — спросил вдруг какой-то нежный голосок.
Митя поднял голову. Никого! Посмотрел на телеграфный столб — это не он. На обледеневший колодец — это не он. На лошадь, покрытую инеем, — это не она.
Раздался тихий смех. Перед Митей стояла ожившая снежная баба: девочка в песцовой шубке, белых ботиках, отороченных мехом, в белой меховой шапочке и в белых пушистых перчатках. Её заснеженные глаза были широко открыты.
Митя отступил на шаг; у него перехватило дыхание.
— Я спрашиваю, что ты ищешь, мальчик?
— Часы… — пролепетал Митя.
— Они здесь, — девочка положила руку на сердце. — Слышишь?
И Митя, наклонив голову к шубке, услышал: «тик-так, тик-так…»
— А ты кто? — прошептал Митя.
— Не знаю, — сказала девочка.
— Как не знаешь? — рассердился Митя. — Я же тебя слепил. Скажи спасибо!
— Спасибо, — сказала девочка.
Они помолчали. Митя от смущения раскатывал ногой снег. Он исподлобья поглядел на девочку и удивился: её глаза делались синее и синее! Митя кашлянул и ни с того ни с сего сообщил:
— А завтра Новый год. Мамка печёт пироги.
— А я люблю мороженое в стаканчиках, — сказала девочка.
Они опять постояли, не зная, о чём говорить.
— Тебя как зовут?
— Не знаю.
— А фамилия?
— Нету, — сказала девочка.
— Нету? — удивился Митя.
Он уже открыл рот, чтобы спросить ещё что-то, но его окликнул с порога школы Саша Тимошкин:
— Митька-а!..
Митя сказал девочке:
— Айда в школу… Золотые кольца клеить…
И, схватив за руку, потащил за собой. Потом остановился, поглядел на девочку:
— Знаешь, лучше я скажу, что я тебя в лесу нашёл. И пусть тебя зовут Лёля. А то ребята засмеют. Они мне всегда говорят: «Сказки рассказываешь!»
И Митя с Лёлей побежали в школу.
3
В школьном зале за длинным столом и на полу сидели мальчики и девочки. Они клеили разноцветные коробочки, красили орехи, вырезали бумажные цепи. Руки у всех были липкие, золотые, а у одной девочки был даже золотой нос.